Всю недолгую дорогу Артур осматривался вокруг. Особое внимание привлекли лошади, уж очень напоминаюшие единорогов (помимо рога они имели ослиные хвосты), и мрачный незнакомец. Юноша глядел на его сутулую спину, сокрытую под рваным балахоном. Смотрел, как безымянный колдун, неспособный переступить через свою гордость или упёртость, ковылял, спотыкался о каждый камень и выпирающий корень, но продолжал молчать, будто его ничто не беспокоит. Плечи ходили ходуном, вторя лошадиному ритму, а голова всё больше и больше клонилась к земле. Раны давали о себе знать, и даже такой могущественный, по словам рыцарей, чародей не мог противиться ужасной боли, от которой бы умерло любое смертное создание. А вокруг дымилась аура тёмная, пугающая, совершенно чужая. Дышать сделалось тяжко, как если бы пришлось тащить в гору несколько тонн железа, и руки слабели с каждым ударом копыта оземь. Артур нашёл это странным, если не подозрительным, но никто кроме него этого не заметил. Или сделал вид, что не заметил. В любом случае, происходило что-то нехорошее: об этом явственно твердил чёрно-красный дым, шедший из-под полов балахона. И лошади стали идти медленнее, и глаза их остекленели, однако рыцари продолжали стучать по мягким бокам, вынуждая их идти дальше. Воздух полнился горечью и слабым запахом плесени. Если бы в желудке Артура не бушевала голодная боль — его бы наверняка стошнило от образовавшегося смрада. Дышалось труднее прежнего, и так неохотно, что лёгкие освобождались, едва получив минимальную дозу воздуха. Лицо скривилось от отвращения, и оно же пробило наружу мысли, гудевшие в головах остальных попутчиков:
— Боже мой, да сделайте уже что-нибудь с его ногами! Разве вы не видите, что он хочет отравить нас этим противным дымом?!
После громкого выкрика лошади остановились. Рыцари обернулись на зачинщика. Младший показался несколько удивлённым, а старший — Тавеан Ликгон — выглядел разозлённо и раздосадованно. Его уши опустились, слегка подёргиваясь от гнева, и выглядели в этот момент не мило, а пугающе. Ну а заключённый не стал обращать на возникшую ситуацию никакого внимания. Артуру только почудилось, что он хмыкнул, хотя рыцари ничего такого не слышали. И это молчаливое стояние на месте прервал младший. Он достал из пришитой к седлу сумки немного бинтов, спрыгнул с лошади и приказал колдуну сесть. Тот покорно послушался, явно не могущий противиться боли, и даже закатал порванные серые штаны, дабы лечение прошло удобнее. Бинты явно обладали какими-то чарами: стоило обвязать их вокруг ран, и те начали затягиваться прямо на глазах! Поразительное свойство.
Артур помог рыцарю забраться обратно в седло. Надышавшись странным чёрно-красным дымом, юноша выглядел несколько болезненно, но продолжал улыбаться и следить за дорогой. Вскоре, на его лбу выступил пот. Потом на шее, на руках (из-за чего пришлось снять перчатки) и, как следствие, по всему телу. Но он продолжал ехать, не жалуясь и не подтормаживая. Артуру стало не по себе от этой картины. Поэтому, придерживая Мерлина одной рукой, он проверил температуру всадника… и чуть не обжёгся. Настолько холодной оказалась его кожа! Это не сулило рыцарю ничего хорошего, и он прекрасно знал это. Но, даже несмотря на это, упорно ехал вперёд и глядел на мир с добродушной улыбкой. Артур почувствовал гордость за то, что в этом новом мире существуют столь мужественные люди!
Очень скоро показалась дорога. На самом деле, если бы не эти двое, юноша бы никогда не нашёл выход из леса, называемого (опять же, по разъяснению слабеющего рыцаря) чащей Алгирэйн. Но теперь они шли по неплохой дороге, выделанной камнем, и кони цокали так гулко и мягко, что Артур благоговел над этим звоном и наслаждался каждой секундой, которая дарила ему это чувство. И продолжалось это достаточно долго, пока их небольшая кавалькада не подъехала к столице, о которой упоминал уже знакомый мужчина.