Дар дождя

Мы свернули на грунтовую дорогу, проехав мимо кучки детей, игравших в тени лачуги. Они уставились на нас, и я увидел широко открытые глаза маленького мальчика, зачарованного ехавшими перед ним огромными машинами. Он помахал мне, но я не смог помахать в ответ. Моя рука, все мое тело отказалось двигаться, потому что мы вскоре въехали под простую деревянную арку, которая вела в Кампонг-Дугонг, куда я приезжал на свадьбу Мин.

Я медленно вылез из машины. Когда мы заглушили двигатели, вокруг воцарилась полная тишина. Не слышно было даже лая собак. Жители деревни выглядели неотличимо от всех остальных. Но что я ожидал увидеть? Великанов-людоедов, строивших планы перебить японцев, всех до единого? Среди них были старики, были парни моего возраста; все они были встревожены внезапным вторжением в их мирную жизнь. Они казались худыми от недоедания, но я встречал подобных людей на улице каждый день даже до войны. Они были жителями острова Пенанг, и я был одним из них. И они это знали. Но что они думали обо мне, коллаборационисте? Помнили ли они, что я присутствовал на свадьбе?

Горо приказал выйти старосте. Тот вышел из своей лачуги и увидел меня. Я вспомнил его имя – Цай, – хотя мне хотелось бы его забыть. Позади меня вылезали из грузовика солдаты, вызвав первый всплеск страха.

– Всем жителям собраться здесь! – прокричал Горо. – Скажи им, – и он вытолкнул меня вперед.

Я перевел приказ. Цай нагнулся и что-то сказал мальчику, который тут же метнулся прочь. Солдаты принялись ходить от дома к дому, ногами вышибая двери и распугивая кур и собак. Вскоре к нам вышла вся деревня. В толпе стояла Мин; увидев меня, она не могла поверить своим глазам.

Горо принялся по-японски зачитывать список. Я стоял в растерянности, пока он не кашлянул и не посмотрел на меня. Тогда я повторил за Горо, словно слабое эхо: «По приказу генерала Ямаситы, командующего японскими вооруженными силами в Малайе, мы прибыли сюда произвести арест тех, кто причастен к оказанию помощи Антияпонской армии народов Малайи, ААНМ»[86].

Из грузовика вылез человек в невзрачной одежде, лицо которого было скрыто глухим капюшоном. В капюшоне было прорезано две дыры, сквозь которые виднелись глаза, шнырявшие по сторонам. Горо приказал ему войти в толпу. Человек медленно пошел вперед, и люди расступились перед ним, стараясь не смотреть. Он дотрагивался то до мужчины, то до женщины, и толпа разразилась плачем и криками.

Я видел, как человек в капюшоне шел к Мин и ее мужу, Ахоку. Я посмотрел ей в глаза, и ее рука взметнулась ко рту, чтобы заглушить рыдание, потому что Ахока выбрали. Под детский плач солдаты направились в толпу, вытаскивая выбранных мужчин и женщин на площадь. Все было понятно; мне не нужно было ничего переводить, мне вообще не нужно было там находиться.

Увидев, что Ахока выбрали, Цай вырвался из толпы и бросился ко мне.

– Мы никому не помогали, – повторял он. – Переведи им. Вы не можете увести моего сына. Он ничего не сделал. Никто ничего не сделал.

Я быстро сказал все это Горо, который пожал плечами.

– Дядюшка, пожалуйста… – умолял я его. – Отпустите их, пожалуйста. Вам нужно позаботиться об остальных.

– Почему ты это делаешь? – спросил он. – Я тебя помню. Ты – сын господина Хаттона. Ты – один из нас.

Я не нашелся что ему ответить.

– Что будет с моим сыном?

– Тюрьма, – ответил я.

Возможно, он знал натуру японцев и солдат на войне лучше, чем я, несмотря на мое непосредственное общение с ними. Он посмотрел на меня и сказал:

– Мне жаль, что ты в это веришь.

Горо оттолкнул его, но я схватил его за руку.

– Я делаю все, что могу.

Он кивнул:

– Возможно.

Он повернулся лицом к толпе и тяжело свесил голову. Его люди должны были довериться его решению, ведь разве не оказался среди пленников его сын? Когда солдаты принялись заталкивать тридцать человек, отмеченных информатором, в грузовик, по рядам прокатился стон.

Мин с криком выбежала вперед. Солдат отвесил ей две пощечины, но она продолжала кричать, и тогда он поднял винтовку, чтобы ударить ее прикладом. Я встал между ними, загородив Мин от удара. «Прости меня», – повторял я. Она билась в моих руках, зовя Ахока. Я повернулся к нему, увидев на его простом круглом лице растерянность и замешательство. Он был невиновен, этот рыбак, который пытался пережить наставшие времена, выбранный наобум кем-то из своей деревни, кем-то, кто хотел выслужиться перед кэмпэнтай. Мин дала мне пощечину, и боль вывела меня из ступора. Цай, по лицу которого текли слезы, подошел, чтобы увести ее от меня, но она ударила меня еще раз. Я стоял опустив руки по бокам, а она била меня снова и снова.

Горо стал терять терпение и заявил:

– Возьмите и ее.

Я должен был вмешаться.

– Нет. Пусть идет.

– Раз она так хочет присоединиться к мужу, пусть так и будет. – Горо отдал приказ одному из солдат.

– Вы не можете этого сделать. Ваш информатор на нее не указывал.

– Кто ты такой, чтобы указывать мне, что делать? – Он навел на меня пистолет, вдавив дуло в щеку.