Поначалу я был очень расстроен твоими отношениями с господином Эндо и японцами. Они – жестокий народ, возможно, кто-то и поспорит, что не более жестокий, чем англичане или китайцы, но я никогда не смогу полностью понять их и их неуместную жестокость. Мое огорчение от твоей близости с господином Эндо немного уменьшилось, когда я увидел, какое влияние он на тебя оказывал. Учись у него, потому что он может многое тебе дать, но решения принимай сам. Не позволяй узам прошлого – или страху перед будущим – направлять течение своей жизни, потому что, сколько бы жизней нам ни предстояло еще прожить, чтобы искупить и исправить свои ошибки, я считаю, что мы обязаны перед богом прожить эту
жизнь настолько праведно, насколько это возможно.Я уже довольно давно знаю о твоей гуманитарной деятельности: отец твоего друга часто сообщал мне о тех добрых делах, которые ты совершал, работая на господина Эндо. И это значит, что в день своей смерти я смогу пройти с гордо поднятой головой, твердо зная, что никто из моих детей – ни один – никогда не выбирал легкого пути; что все они боролись за то, чтобы в эти печальные времена сохранить здравость рассудка, разум и сострадание.
За эти дни мы с господином Эндо много раз беседовали. Я наконец понял, кто он и что он есть и кем был прежде, и думаю, что могу доверить ему свою жизнь. У нас такая разная вера! Но, проведя всю жизнь на Востоке, я считаю, что в его вере есть не одна крупица истины.
Я заключил с ним сделку. Он сообщил, что у него есть возможность добиться помилования только для одного из нас, потому что, судя по всему, ты нанес японцам серьезный урон. Я знаю о твоих просьбах со мной увидеться, но я попросил господина Эндо не разрешать этого, потому что боюсь, что ты поймешь мои намерения.
Ну вот, время на исходе. Я уже слышу толпу снаружи. Я уверен, что впоследствии они тоже узнают о том, чем мы пожертвовали, и простят нас за связь с японцами. Я ни разу не пожалел, что остался здесь защищать наш дом. Мы поступили правильно, и История рассудит нас по справедливости и с благодарностью.
Сын мой, скорби, сколько сможешь, но не очень долго. Я боюсь за тебя и за бремя, которое налагает на тебя долг. Я христианин, но в последние минуты жизни мне искренне хочется верить, что нам всем суждено жить снова и снова и что в какой-то из этих будущих жизней, на дальнем краю рассвета, мне может быть даровано счастье встретить тебя еще раз и сказать, как сильно я тебя люблю.
С огромной любовью,
твой отец».