Дар из глубины веков

Юрий Петрович вышел от адвоката де Брашена в высшей степени разгневанным. Он не побоялся и пришел в гестапо, добился аудиенции все того же Генриха Валлейса.

– Вы обвиняете Третий рейх в том, что он обокрал вас? – выслушав его претензии, с усмешкой спросил оберштурмбанфюрер. Он так и буравил его колючим взглядом. – Хотите написать жалобу?

– Хочу, – кивнул Миролюбов.

– На чье имя? На имя гаулейтера Войцеховского? Или сразу фюреру?

– Да хотя бы так! – воскликнул Юрий Петрович.

– Уходите, – угрожающим тоном процедил гестаповец. – Мы не знаем, куда делись ваши картины. И знать не желаем. Квартира Изенбека была опечатана более года. А квартирные воры пока еще существуют. Фюрер уже избавил Германию от воров, теперь дело за другими странами. Считайте, что вам не повезло. Уходите и больше никогда не возвращайтесь сюда, – он усмехнулся. – А то дождетесь, что мы сами вызовем вас…

И Миролюбов, расшибив лоб об эту стену, ушел. Правда, он набрался смелости и написал «о пропаже картин и прочего имущества покойного Изенбека» гаулейтеру Брюсселя, но ответа не получил.

Действовать далее в розыске «дощек» ему не позволила жена.

– Ты с кем собрался тягаться, Юрочка? – воскликнула немка. – Себя не жалеешь, так хотя бы меня пожалей. Бог с ними, с этими таблицами. Я давно готова была их проклясть. От них одни несчастья. Лучше бы Федор Артурович сжег их! А ты – писатель и поэт. Милый мой! Пиши свои вещи. Свои книги. Если так случилось, так тому и быть.

И Юрий Петрович Миролюбов решил забыть о «дощьках» Изенбека. Наконец, у него остались бесценные их копии. Долгие годы он потратил на то, чтобы веды древних славянских жрецов уцелели. И вот он сложил вороха исписанных бумаг в один чемодан, закрыл его на все замки и забросил на самую верхнюю полку кладовки. Пусть лежат, пусть ждут своего часа!

Глава шестая Жар-птица

Город Сан-Франциско в штате Калифорния американцы называли «западным Парижем». Имя ему дали испанцы в честь Франциска Ассизского. Город вырос на холмах, и его улицы лентами перетекали с одной возвышенности на другую. Сан-Франциско был изыскан и красив, тут смешались многие культуры. Но и напастей хватало! Город терзали землетрясения и опустошительные пожары, крысы заражали его жителей бубонной чумой, но всякий раз Сан-Франциско выныривал из волн разрушений и становился еще краше. В конце девятнадцатого века «Золотая лихорадка» трепала город, пополняя жителей этого пятачка земли авантюристами и джентльменами удачи. А какие тут были достопримечательности! Грандиозной стрелой соединил два берега пролива мост Золотые ворота! А чего стоила грозная тюрьма-крепость на острове Алькатрас!..

После окончания гражданской войны в России, переплыв океан, именно сюда, на западное побережье, перебрались многие русские белоэмигранты. В Сан-Франциско сформировалась своя прочная русская колония.

У русской колонии была и своя печать. Чтобы не забыть, кто они, изгои и беглецы, русские эмигранты между прочего издавали и патриотический журнал с ярким названием «Жар-птица. Альманах русской мысли и современного искусства».

Альманах издавался тиражом 300 экземпляров на 16 страницах, печатался на ротапринте, фотографии вклеивались вручную. Это был почти самиздат. Но обложки всегда менялись! И были, как правило, очень патриотичны. Например, там мог возникнуть парящий над красной Москвой двуглавый орел. Четверть века прошло с революции, но не могли белые офицеры смириться с мыслью, что их родина и столица принадлежат безбожникам-большевикам! В мыслях они парили над несчастной родиной, как их нарисованные орлы, и готовились обрушить кару на хазар-поработителей.

Журнал издавался в Сан-Франциско, но расходился по почте по всему миру. Редактором «Жар-птицы» был белоэмигрант Николай Сергеевич Чирков.

Вот он-то в 1948 году и получил письмо из далекого Брюсселя. Николай Сергеевич вскрыл конверт и прочитал весьма занимательные строки.

А потом вышел из своего кабинета и заглянул в кабинет соседний, где сидели двое его коллег.

– Представляете, господа, в Европе, а именно в Бельгии, в Брюсселе, живет некий господин Миролюбов, деникинец, который утверждает, что имеет в наличии письмена древних славянских жрецов докириллического времени. «Дощьки», как он их называет, предположительно пятого – девятого веков!

– Ого! – воскликнул сотрудник господина Чиркова – Лаврентьев. – Эка! А он про Кирилла и Мефодия, равноапостольных наших, не слышал, поди?

Чирков усмехнулся.

– Пятый век, – покачал головой второй сотрудник – Брюшков. – Кто больше! Вернее, кто меньше!

– Вот и я о том же, – кивнул Чирков. – Ладно, надо будет написать этому чудаку. Только не сегодня – нынче дел много…

Но Чирков не написал заокеанскому респонденту ни в этот день, ни в другой, ни в третий. А потом просто потерял конверт, потому что белоэмигранты буквально забрасывали «Жар-птицу» корреспонденцией.