Дар Изоры

— Есть познания математические и есть непосредственные. Математические отчетливы и предусматривают возможность полной передачи другому. Непосредственные познания субъективны, но зато охватывают разом столько условий, сколько математически учесть невозможно. Именно о таком познании говорил адвокат Экхарт. Непосредственное знание трудно передать другому, но люди, прошедшие похожий путь познания, понимают друг друга с одной фразы. Идеи нашего подсудимого могут быть приняты полностью либо отвергнуты с неприятием, они рассчитаны лишь на единомышленников. Истинная нравственность, как говорил подсудимый, пренебрегает нравственностью. И убеждение, добытое своим путем, не поколеблется от мнения и приговора суда. Но я хотел бы сказать в предостережение ему следующее. И чувство, и ум мы либо совершенствуем, либо развращаем. Верный путь развития нащупать крайне трудно. Человек удерживается на грани двух бездн — бесконечности Вселенной, перед которой он песчинка, и бесконечности небытия, атома, перед которой он колосс. Все предметы мира отмечены этой двойной бесконечностью, мы во всем ограничены, и положение меж двух крайностей определило и наши способности. Наши чувства не воспринимают ничего чрезмерного: слишком громкий звук нас оглушает, слишком яркий свет ослепляет, слишком большие или малые расстояния препятствуют зрению, слишком несомненная истина ставит в тупик. Середина, данная нам, одинаково удалена от всех крайностей, так имеет ли значение, знает человек больше или меньше? Если больше, его кругозор несколько шире, но разве не так же бесконечно он удален от цели? В сравнении с двумя бесконечностями все конечные величины уравниваются. Как говорил Майстер Экхарт, истину не познать, и лучшее для души — неведение, которое приводит ее к чудесному. И что сотворенность вещей, как только человек постигает ее, перестает его волновать и утоляет, зато Логос постоянно томит нас, постоянно является нам и все же сокрыт. Человек тоскливо ищет, счастье — побудительный мотив всех его поступков, даже тогда, когда человек собрался в следующий миг отравиться. Все в поиске, и никто у цели. Но разве само по себе это алкание не есть несомненное свидетельство того, что некогда человек знал истинное счастье? Миф о рае жив. С той поры, как нами утрачено истинное счастье, мы готовы принять за него что угодно, даже самоуничтожение. Одни ищут счастья в могуществе, другие во всевозможных диковинках, третьи в сладострастии. Но иные поняли — и они-то, как мне кажется, ближе всех к цели — что столь желанное людям всеобщее благо может быть только в том, что поровну принадлежит всем, не вызывая ни зависти неимущих, ни гордости имущих Это нечто — истина... Если хотите, бог. Истина не может стать ничьим частным достоянием или преимуществом, и каждый ум может стать только причастным ей и только отрекшись и отрешившись от личной ограниченности, от искания своего. В истине нет своего и чужого. В ней все солидарны. Поэтому если кто-то во имя своего мнимого обладания истиной противопоставляет себя другим, гордясь своим преимуществом, то это лишь доказывает, что он еще не в истине! Достигшие обладания высшим благом узнают друг друга издалека. Мы бессильны узнать истину, но можем ее чувствовать. И мир делится на праведников, которые считают себя грешниками, и грешников, которые считают себя праведниками. Перед нами последний. То есть, скажем так, еще не дошедший.

Теперь спросим себя: допустимо ли искоренять злодейства, убивая злодеев? Не значит ли это умножать их число собою? Зло следует побеждать добром. А заблуждение следует побеждать истиной. Но для этого ищущему следует предоставить свободу дальнейших поисков. Подсудимый должен быть изолирован от общества, но изоляция эта будет неполной, с неограниченными возможностями для посещений, с безусловным правом пользоваться библиотекой. Свобода передвижения подсудимого будет ограничена сроком на один год.

Таков приговор суда.

Ах да, я чуть не забыл — последнее слово подсудимого.

Вот оно:

— Что ж. Не следует привязываться ни к кому и ни к чему. Требование свободы. Надо уметь беречь себя — это сильнейшее испытание независимости! Это не приговор, это награда! Мы, полные злобы против соблазнов зависимости, состоящих в карьере, успехе или увлечении чувств; мы, благодарные даже нужде и болезням за то, что они всегда освобождали нас от какого-нибудь правила и его предрассудка, мы, любопытные до порочности, исследователи до жестокости, с пальцами, желающими схватить неуловимое, с зубами и желудками, способными переварить самое неудобоваримое, с передними и задними планами, которых никто не осмелится добежать до конца, ночные совы труда, даже среди бела дня, и при случае — пугала — вот какого сорта люди мы, свободные умы! Нам чужда мера, наше чувство возбуждается только бесконечным, неизмеримым! Там лишь находим мы наше блаженство, где нам грозит наибольшая опасность!