Дар милосердия

Я был единственным членом экипажа — капитан Стивен Кавер, пункт отправления Тритон, пункт назначения Плутон — причем скорее был пассажиром, чем пилотом, хотя и очень тщательно отобранным пассажиром. Выбранным не потому, что разбирался в технике. В космосе и на далеких планетах преобладают не технические, а психологические проблемы. Люди, которые в конце концов достигнут звезд, будут совсем не похожи на обвешанных гаджетами пустозвонов, заполонивших Луну и Марс.

Первым делом я активировал маяк. «Звездная мечта-2» все еще находилась в паре миллионов километров и потому казалась лишь маленьким пятнышком на экране радара. Через день-другой, если все будет в порядке, она опустится рядом со «Звездной мечтой-1», следуя сигналу маяка. Если возникнут проблемы, капитан Спеллер, пассажир второй «Звездной мечты», сможет вернуться на Тритон в моем корабле — если, конечно, переживет посадку. В основу программы положен благородный принцип: человеческая жизнь важнее оборудования.

Затем я надел скафандр, прошел сквозь воздушный шлюз и спустился по трапу на поверхность планеты. Вообще-то это не входило в мои обязанности. Совершать разведывательные экспедиции до прибытия Спеллера приказа не было, а местным пейзажем я уже вволю налюбовался через иллюминаторы.

Тем не менее, человек привязан к традициям, и в наших умах глубоко укоренилось символическое значение человеческого шага по инопланетной почве, особенно если это первый шаг. Как первый человек на Плутоне, я не мог не ступить на его почву, вернее — лед.

Я стоял у корабля посреди необъятной равнины, готовый ощутить восторг. Первый человек, ступивший на порог дома номер девять по Солнечной улице, заслужил эту награду.

Восторга не получалось.

Наверное, впечатления от спуска на планету приглушили остроту моего восприятия. Теперь я впервые по-настоящему ощутил окружающую меня бесконечность. Синий блеск ледяных равнин, тускло освещенных жалким подобием солнца, простирался вплоть до темного хмурого горизонта, который на самом деле был не горизонтом, а страшной границей, где кончался монотонный пейзаж и начиналась тьма, отделявшая последний дом на улице от первого в соседнем городе, до которого четыре мили или четыре световых года.

Я побывал в других домах и успел познать одиночество в его обычном смысле. Даже смутно сознавал, что чем дальше идешь по улице, тем острее его чувствуешь, но оказался не готов к тому одиночеству, что наваливается из бездны внешнего космоса и проникает в самую душу.

Не знаю, с чем его сравнить, потому что никогда прежде не испытывал ничего подобного. Попытайтесь представить себе бесконечную немую равнину — ничего кроме льда и мерцающего звездного света, а потом — себя в самом ее сердце. Представьте, что над горизонтом сияет тусклая холодная звезда, а потом заставьте свой разум осознать, что эта звезда — Солнце. То самое Солнце, благодаря которому небеса нашей родной планеты сияют голубизной и сменяются времена года, которое дарит нам очарование рассветов и великолепие сумерек. То, что порождает день, чему мы обязаны каждой травинкой и резным листочком, — всего лишь вон та жалкая бледная звездочка над горизонтом. Бесполезная пентаграмма на непроглядной завесе космоса, одинокий фонарь на углу, столь щедро дарящий тепло трем первым домам нашей улицы.

Представьте себе все это, если сможете, а затем представьте пустоту за горизонтом, безграничную и чудовищную, неумолимо наползающую из межзвездного пространства на ледяные поля Плутона, темную гипнотическую сущность — как она проникает в вас, затопляет и переполняет…

Вернувшись на корабль, я направился прямиком в медицинский отсек, где хранился щедрый запас виски. А почему бы ему там не храниться? Вас и близко не подпустят к космическому кораблю, если не признают психически устойчивым, а психически устойчивые люди не станут злоупотреблять запасом спиртного. Однако непредвиденные обстоятельства на то и непредвиденные. Короче, я напился.

Пришел я в себя на кушетке в пассажирской каюте (было бы неправильно и слишком романтично называть ее навигационной рубкой). Во рту пересохло, голова гудела. Я с трудом поднялся и поплелся в сторону медицинского отсека.

Если б не одна мелочь, все бы было в порядке. Таблетка от похмелья — и через минуту все последствия пьянки стали б неприятными воспоминаниями. Я бы вернулся в уютную каюту, сел за передатчик, дождался, когда «Звездная меч-та-2» поймает сигнал маяка, и установил радиоконтакт со Спеллером. Болтал бы с ним о чем-нибудь привычном и земном, пока вторая «Звездная мечта» не опустится рядом с первой и на Плутоне нас не станет двое.

Тогда моя история, несмотря на ее многозначительное начало, мало отличалась бы от рассказов других астронавтов… но перед сном я забыл закрыть шторки иллюминаторов и теперь, проходя мимо, машинально, как поступит любой у открытого окна, взглянул на плутонианскую равнину.