Дар милосердия

Кэти знала, что когда-то машины неслись по шоссе нескончаемым потоком. В потрепанных исторических книгах из школьной библиотеки много говорилось о сверкающей хромом и полной величия эпохе автомобилей. Поистине фантастическое время! Тогда можно было скопить на новый дом меньше, чем за полвека, аристократия не имела понятия о строительном деле, а профессия школьного учителя была уважаемой и высокооплачиваемой!

Как можно в такое поверить? Порой Кэти казалось, что это обман. В такие минуты она была готова согласиться с общим мнением, что ее работа никому не нужна, аудио — и видеоматериалы позволяют отказаться от книг и учителей, а история, литература и прочие гуманитарные науки лишь препятствуют техническому прогрессу.

Однако литература всегда возвращала ей веру. Разумеется, вслух слово «литература» Кэти не произносила, только про себя. При посторонних она старалась употреблять, как и все, слово «чтиво», пусть и не совсем с той интонацией. Так или иначе, литература оставалась литературой. Шекспир и Мильтон, Свифт и Драйден — все, что ей читал отец и она читала сама долгими одинокими вечерами после его смерти…

Аэромобиль появился, когда уже почти стемнело, ослепив Кэти яркими посадочными огнями. Медленно снизившись, он завис над бетонкой. Сердце девушки неистово заколотилось. Она не рассчитывала, что Мортарсон и правда прилетит за ней, и теперь словно окаменела, испытывая одновременно и страх, и стыд, и не зная, что сказать. Кэти вдруг захотелось оказаться дома, в привычной компании книг. Однако, когда дверь машины распахнулась и в розоватом свете приборов появилось массивное и уверенное лицо Мортарсона, она тут же скользнула на кресло рядом с ним.

Антиграв сразу взмыл на крейсерскую высоту. Земля раскинулась внизу, словно темное покрывало, сотканное из холмов и долин и вышитое самоцветами деревенских огней. Ветер шумел в открытых заслонках и приятно холодил щеки. Впереди на горизонте полыхало оранжевое городское зарево.

Они долго летели молча, потом он спросил:

— Как вас зовут?

— Кэти, милорд. Кэти Грей.

— А меня Тони. Хотя ты и так знаешь, наверное.

— Конечно, милорд.

— Не «милорд», а Тони. Теперь мы на ты.

— Да, Тони.

Он нажал одну из бесчисленных кнопок на панели управления, и крыша стала прозрачной, открывая взору россыпь ярких, пронизывающих ночную тьму звезд.

— Какая красота! — воскликнула Кэти.

— Сегодня звезды хорошо видны. Была когда-нибудь в воздушном баре?

— Нет.

— Я знаю неплохой, заглянем туда. Тихое место, хорошая обстановка, приятная музыка…

— Боюсь, не выйдет, милорд.

— Почему?

— Я… я босиком.

Щеки девушки вспыхнули, прохладный ночной ветер казался ледяным. Она вновь пожалела, что пришла.

Тони задумался, потом тихо рассмеялся:

— Ну и дела! Так ты, что ли, сельская училка?

— Я… я была уверена, что вы знаете. Мне не стоило… Простите, милорд.

— Я все равно Тони.

— Простите, Тони.

— Да ладно, по правде говоря, мне не очень-то и хотелось в бар. Просто полетать — куда приятнее.

Кэти молчала, пытаясь собраться с мыслями. Прежде она никогда всерьез не задумывалась о собственном статусе и считала единственно правильным продолжать дело отца, несмотря на кажущуюся порой бессмысленность этого занятия и насмешки окружающих. Ее дом был возведен не из кирпичей, а из книг, и в этом было ее богатство.

Теперь этот дом рушился.

Оранжевое зарево на горизонте превратилось в ослепительное ледяное пламя. На пути яркими летучими островами возникали воздушные бары, громады отелей, полыхающие светом изо всех окон, а многоцветные рекламные щиты затмевали даже звезды.

Движение стало интенсивнее, и Тони сбавил скорость. Рабочая смена закончилась, и тысячи людей спешили в свои кирпичные или панельные пригородные замки, взятые в кредит. Город сиял все ярче, его бледные огни будто целовали ноги высокомерным звездам. У границы города Тони развернулся и полетел обратно.

Кэти то и дело оглядывалась. Прежде она никогда не видела ночной город, и зрелище приводило ее в восторг. Она даже не сразу обратила внимание, что аэромобиль начал набирать высоту. Заметив это, она стала пристально следить за показаниями альтиметра. 2700… 3000… 3500… Наконец стрелка замерла на отметке в 3800 метров. Рядом со светящимися цифрами появилось два слова. Наклонившись, Кэти прочитала: «Парковочный уровень». Когда она выпрямилась, то почувствовала на плече руку Тони.

— Моя прелестная маленькая учительница, — произнес он.

Кэти застыла, вцепившись руками в колени. Думая о любви, она всегда представляла себе залитые лунным светом сады и строки из Теннисона, и ситуация, в которой она сейчас оказалась, не имела с этим ничего общего.

— В чем дело? Ты холодна, как цементный раствор.

— Неужели?

— Кэти, посмотри на меня.

Она робко повернулась. В звездном свете лицо Тони выглядело неестественным, оно придвигалось все ближе, расплывалось… Внезапно ощущение неправильности всего происходящего стало невыносимым, и она отвернулась. Губы Тони едва успели коснуться ее щеки.

В его голосе послышалась злость:

— Не надо со мной играть, училка! Я этого не люблю.