Дар неба (СИ)

Ороку Саки оглянулся через плечо и коротко дернул бровью над страшным слепым глазом.

- Убрать все, – тихо повторил он. – Вам плохо слышно, уважаемый Говард-сан? Вы тоже можете складывать вещи. Ваша миссия в воспитании моей дочери завершена. С завтрашнего дня у нее будут иные педагоги и наставники.

Говард покачал головой, горько сокрушаясь, и пошел следом за своим работодателем.

- Но девочка так ранима. Она же сиротка, растущая без матери. Я понимаю Ваши традиции и устои, но не стоит ли Вам сделать исключение для нее?

- Лишь из своего милосердия и глубокого уважения к Вашим сединам я повторю еще раз, – сквозь зубы процедил Ороку Саки. – Ваша миссия здесь окончена. Ваше жалование ждет Вас на счету, как и теплое место гувернера в больнице для душевно больных. Вы же мечтаете помогать убогим? Не так ли?

Испуганный Говард поспешил поклониться и больше возражать не решился.

Ему было жаль малышку Караи, которой предстояло проснуться утром не навстречу привычному шумному празднику в честь ее дня рождения, а мрачной тишине пустой комнаты, лишениям и побоям за каждую провинность. Но он очень хорошо понимал, что оспаривать решение Господина Саки бессмысленно и добиться от него ничего не получится, кроме разве что собственной гибели.

«Что ж, значит, так угодно Богу. А я еще смогу спасти не одну душу, если он сдержит слово и даст мне работу в больнице».

- Тебе бы сегодня исполнилось семь, – длинные когти погладили старое истертое фото, бережно вставленное в рамку с заклеенным скотчем стеклом. – С днем рождения, дочка.

Маленькая зеленая лапка потянулась следом, но Сплинтер остановил ее легким шлепком.

- Не трогай, Микеланджело, уронишь.

Он с коротким вздохом отвлекся от созерцания фото и обернулся к четырем черепашатам, столпившимся за его спиной.

- Сегодня урока не будет. Просто уберите додзе, натрите пол в доме и ведите себя тихо.

- Да, Мастер, – они поклонились и один за другим пошли к выходу.

Последний задержался у двери, неуверенно оглянувшись.

- Что тебе нужно, Леонардо? – Сплинтер дернул ушами, немного раздраженный тем, что ему мешали уйти в медитацию, которая могла бы воскресить в памяти чарующие мгновения прошлой жизни, когда он качал на руках свою дочь.

- Мастер, можно спросить? – тот вернулся и сел напротив, коротко поклонившись. – Вы каждый год смотрите на это фото… кто эта женщина?

Сплинтер едва заметно улыбнулся.

- Ты очень наблюдательный. Однажды я расскажу вам о ней. А теперь иди. Проследи, чтобы твои братья не шумели и поужинали вовремя. Я хочу сегодня быть в тишине.

- Хай, Мастер, – Леонардо поднялся, но не ушел, неловко переступив с ноги на ногу. – А можно еще один вопрос?

Уже закрывавший глаза Сплинтер нахмурился, но все же перевел взгляд на черепашонка.

- Вы каждый год отмечаете этот день, прибавляя на полку свечу за свечой. Почему?

Горько усмехнувшись, бывший Хамато Йоши качнул головой.

- Потому что там, где я жил раньше, на день рождения принято зажигать столько свечей на торте, сколько лет исполнилось имениннику.

- А когда у нас день рождения, Мастер? И сколько свечей мы будем зажигать?

Сплинтер вздохнул, усилием воли гася волну раздражения.

- Это уже два лишних вопроса, Леонардо, – негромко заметил он, закрывая глаза. – Почему я должен повторять свою просьбу? Ступай, проследи за братьями.

- Хай, – поклонившись, черепашонок вышел.

На долю секунды Сплинтера остро укололо чувство вины, потому что ему показалось, что тот как-то ссутулился и был расстроен.

«Ерунда, – отмахнулся он сам от себя. – Они же всегда сутулые и горбатые, потому что на спине панцирь. И, в конце концов, хоть и странные, но они все же черепашки из зоомагазина, а не дети. Не забывайся, Йоши, они никогда не заменят тебе твою Миву».

Он глубоко вдохнул, выдохнул и погрузился в тишину, заставляя себя успокоить все мысли и чувства, и хорошо зная, что скоро его накроет блаженная чернота, а за ней из памяти всплывут видения тех дней, когда он еще держал за руку свою возлюбленную Тенг Шен и улыбался крошечной дочери у нее на руках. Своей наследнице, которая с годами должна была занять его место во главе клана.

«Мива…»

- Йоши… Йоши… Йоши…

Говард заглянул в небольшое окошечко, расположенное в двери палаты, и сверился с записями в карте.

- Давно она в клинике? – спросил он у санитара, который знакомил его с пациентами.

- Несколько лет, – тот пожал плечами. – Поступила без памяти, вся в ожогах. Ни имени, ни документов. Ничего. Несколько раз пробовала покончить с собой, поэтому за ней особый надзор.

Говард снова заглянул в оконце, изучая взглядом красивую японку, которая сидела, сложив у груди руки, и как заклинание повторяла одно и то же слово.

- Йоши… Йоши…

- Я займусь ей, – решил он, испытав острую жалость к этой несчастной девушке, лишившейся, очевидно, памяти по какой-то страшной причине.

«Йоши. Это имя. Возможно, мужа или возлюбленного, или даже ребенка. Но сколько их, этих Йоши, и как понять, какого именно она так горько зовет?»

- А где именно ее нашли? – Говард повернулся к санитару.

Тот пожал плечами почти безразлично, но все же ответил.