Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы

Лицо варяга просияло от жестокой радости. Какой-то смелый киянин ринулся на помощь воеводе, но древко затрепетало у него в горле точно над воротом кольчуги. При этом последнем выстреле тетива лопнула, и Фредлав скользнул вниз по тропе, туда, где корчились изуродованные тела преследователей. Он хотел успеть к заветному мечу. И варягу это вполне удалось, хотя рана на боку кровоточила все сильнее и нога не слушалась его.

— Великий Один! Я иду! — крикнул Фредлав, воздев оружие к небесам…

Но слышал ли его сам «отец павших»?

* * *

Недоступная преследователям призрачная тропа, по которой пролегла колдовская нить Пряхи, уводила Ольгу все дальше и дальше. Кот бежал впереди. Подчас девушке казалось, что зверь не просто опережает в том беге магический клубок, а еще и подгоняет шарик когтистой лапой, точно ведет какую-то вечную игру.

Кругом, вздымая к небу верхушки могучих елей, высился заповедный Лес. Баюн прошмыгнул вслед за нитью меж толстых, точно столетний полоз, корней. Она пыталась не отстать. Кот сходу проломился сквозь низенький молодняк, утопая в нем, так что виднелся лишь кошачий хвост. Нить вывела к топкому болоту, коварно поросшему всякой всячиной, точно лес заманивал своих обитателей. Клубочек прыгнул через трясину, над ней возникла белесая пелена, волшебная пелена того самого молочного цвета, что и вся тропа.

— Ничего не бойся! Ступай следом! — мяукнул Баюн, и она послушалась.

Оглянулась — пелена рассеялась, да и сама тропа таяла, и вот уж от нее не осталось и следа.

Путь лежал в один конец.

— Нам уже не вернуться! — крикнула девушка зверю, с трудом поспевая за Баюном, который круто свернул налево.

Проводник ловко прыгал с кочки на кочку, с пригорка на пригорок.

— Не пужайся, сказал! Будешь девица в целости и сохраности. Хоть места и впрямь жуткие, да, зато никто не догонит! А ежели и догонит — пожалеет о том крепко!

Он снова свернул в сторону и Ольге почудилось, что даже сам Баюн заплутал, но это ей только казалось.

Уж совсем стемнело и сколь ни смотри по сторонам — хоть глаза выколи, ни зги не видать, разве лишь саму волшебную тропу, серебрящуюся синими капельками росы, ночными светлячками или, может, самими звездами.

Огоньки-то ночные завсегда душами считали. Стараниями русалок души эти на небо возносятся. Если увидит кто такой огонек, значит понесла русалка душу усопшего в сад небесный Ирий.

— Неужели, я умираю, — подумала Ольга, обессиленная круговоротом событий и впечатлений.

Слившись с этой искрящейся дорогой, Ольга представила себя той магической нитью, которой следовала в неведомое. Куда там? Она и есть этот глупый маленький клубочек-огонечек, беспомощная вещица, игрушка в громадных мохнатых лапах колдовского зверя. Чародейство продолжалось. Девушка летела над землей, плыла студеными водами, сгорала в огненном вихре костра, что зажгла однажды на беду меж собой и своим избранником…

И тут ночь. Снова ночь, и вновь непроглядная тьма, в которой она очутилась уже в полном одиночестве. Погасла нить. Размыты лунные дроги. Да кот-чаровник сбежал он нее, несчастной.

Но когда Ольга совсем уж отчаялась, ей померещился тусклый едва уловимый свет… Вытянув руки, ощупью, она стала пробираться вперед, желая поскорее развеять страхи и сомнения — не грезятся ли эти слабые белые лучики. Словно мотылек, она поспешила к чудотворному источнику.

— Ярче, ярче! Свети! Свети! — захотелось крикнуть ей, и она закричала, а лучики восходящего солнца заплясали, очерчивая контуры громадных покляпых стволов и ветвистых крон, засеребрились нитями, да соткали из ничего призрачного всадника.

И сам он белый, и одет в белое, белый конь под ним, да и сбруя на том скакуне — светла. Скачет призрак мимо… Не осмелилась девушка окликнуть витязя, припустилась за ним, а сама-то от страха дрожит — ведь от него такой свет разливается, что глаза слепит. Так, от деревца к дереву, от кустика к кустику, от кочки к кочке — выбрела девица из Леса вслед за призрачным водчим на поляну. Тут и след всадника того пропал. Вышла и видит — стоит дивный терем, а вкруг него точно Коло двенадцать столпов поставлены, и верхушки их головами венчаны, золочеными и брадатыми. И в глазах у них, видать, огонь теплится.

А сидит под окошком на скамеечке дородная женщина, вся одета она в дорогую парчу да бархат. И огненно-рыжая копна волос по плечам ее разметалась. Сидит рукодельница, нить вяжет, да вертится и стучит пред ней колесико, и предатель-котище ходит тут себе, выгибается, в глазки пряхе той заглядывает, да о ножку хозяйскую трется и мурлычет.

Подошла Ольга поближе. А хозяйка точно знает, что она уж рядом, но на девицу не смотрит.

Как велит обычай вежливый, положила девушка земной поклон, говорит:

— Здравствуй, хозяюшка!

А Пряха-рукодельница и в ответ:

— И тебе почтенье, краса-девица!

— Не дозволишь ли, матушка, водицы испить!

— Что ж, просьба нехитрая, — отвечает хозяйка, да и личико-то как повернет к просительнице.

Ольга ахнула.

Глубокие зеленые слегка раскосые глаза Пряхи насмешливо разглядывали ее.