Дар Седовласа, или Темный мститель Арконы

— Когда я увидел чужака впервые, меня поразила Тьма в его очах. Я старше вас обоих и повидал немало. Отправляя словена за проклятой чашей — у меня не было сомнений, он добудет ее. Так ли важно, что для этого предстоит свершить? Печенеги — мои враги, они и ваши враги. Я остался в Домагоще, чтобы принять из его рук драгоценный прах, как оправдание прожитой жизни. Но сейчас, Волах, даже единственным глазом, я вижу гораздо больше, чем открывает сам Радегаст! Многие весны и лета назад я служил при Великом Храме. Война, поединок, честный бой — другое дело, но Свентовит не выносит кровавых жертв, коими я как-то раз осквернил святилище Арконы. Мне пришлось покинуть остров, породивший и воспитавший меня. Я примкнул к князю Игорю. Хотя даже теперь, и особенно сейчас, уже на закате лет, я слышу глас Свентовита — помощь Тьмы никто не получает даром. Не получит ее и Ругивлад! Навь потребует от служителя новых жертв, с каждым разом все больше и больше. Станимир прав!

— Так, как же вы, опытные, убеленные сединами мужи, советуете мне отдать на заклание любимое чадо Владуха? — изумился глава Домагоща.

В то же миг кружка в его руке просто лопнула, окатив Волаха брызгами сурьи.

— Стоит ли много жизнь девушки пред благом всего племени? — невозмутимо спросил старый волхв. — Да, ты и сам знаешь это! Пока Ольга здесь, киевский князь не оставит попыток натравить на нас Степь. Пока она в пути — соглядатаям труднее и сыскать ее, чтобы погасить неуемное княжье вожделение, — продолжал Станимир. — Да и Ругивлад не вернется, если Ольга найдет его. Она сильна, я чувствую это! Так сказал Радигош, творец и вершитель жизни. И ничто не устоит пред ее силой, разве только сама Навь. Пускай они встретятся еще раз! И я не знаю, кто победит. Она устояла пред Навью дважды.

В это мгновение слово старого волхва звучало столь убедительно, что было похоже на глубокий, всепроникающий глас Хранителя. Волах не решился спорить дальше, но не отказал в удовольствии проворчать:

— Как же тогда Сварожич, столь сильный, могущественный, справедливый не разделается с Ругивладом сам?!

— Никакое волшебство не сравнится с чудесами, что творим мы, смертные! — молвил Свенельд, — Боги рано или поздно уйдут, как удалился на покой даже сам Род, а мы, люди, останемся! И еще. Думаю, зажился я на Белом Свете. Не гоже воину Свентовита умирать в постели. Я поеду с девушкой и разделю ее участь. Я знаю, кто нам поможет или даст совет.

— Добро, Свенельд. Отговаривать бесполезно — ты сам себе хозяин, и у меня нет власти над тобой. Так, не возьмешь ли кого из воинов на подмогу?

— На верную смерть никого не возьму, разве лишь того паренька. Он и так себе места не находит, как отца пленили. А маленький отряд приметить труднее, — отвечал Свенельд, сверкнув единственным глазом.

— Не отдам я Кулиша! Кто, как не он, знает тайны чужеземца.

— Ничего он не ведает. Твой волхв, — Станимир опустил очи, — вона сколько сидел над его берестой — ничего не разобрал. А с метательной машиной Творило и один управится.

— Нет! Из мальца добрый воин выйдет, а так, погибнет парень и пресечется род Манилы, — отпирался Волах.

Станимир согласно кивнул.

* * *

— Милая, нельзя к ним! Ну, куда же ты! Волах шибко гневаться будет! — Медведиха загородила дверной проем, расставив руки.

За ее могучей, округлой во многих местах фигурой едва угадывался силуэт Ольги.

— Всё равно пусти!

— Да, что же с тобой поделаешь! Ну, ступай!

Невысокого роста, сложенная, как богиня, прекрасная в гневе, девушка могла бы в этот миг соперничать с самой Зеваной. Заплетенная в косу волна мягких темно-русых волос, спускавшаяся ранее до самой талии, а теперь, собранная в узел, пряталась под легким шеломом. Ольга, одетая словно безусый молодой дружинник, только на ногах у ней были черевья, прошла мимо оторопевшей от такого напора Медведихи и оказалась в горнице. Волах встал, приветствуя ее. Подслеповатый Станимир даже не взглянул в сторону Ольги, точно был виновен в чем-то. Тяжело поднялся и Свенельд, расправляя широкие богатырские плечи.

— Добром прошу, Волах! Дай мне уехать! Тошно здесь, да и вам спокойнее будет.

Новый жупан удивленно посмотрел на волхва — неужто и тут поспел, старый хрыч!?

Не дождавшись ответа, Волах махнул рукой:

— Не могу я тебя неволить, дочка, — так он называл Ольгу с тех пор, как погребальный костер унес в Светлый Ирий душу прежнего жупана, — Но помни! Опасность будет грозить повсюду. Не вышло бы худо!

— Хуже, чем теперь, не станет! Буревид винит меня в смерти сына. Киевский князь домогается моей любви. Чужестранец обещался вернуться за мной к Великим Овсеням. Но я не достанусь никому, я выбрала свой путь.

— Страшно? — спросил ее Свенельд.

— Вот еще, — храбрилась она.

— Тогда, может, нам по дороге? — подмигнул он единственным глазом.

— А ты со мной поедешь? — удивилась она.

«Все, успокоилась девка», — подумал Волах.

— Куда, коль не секрет, конечно, — слегка улыбнулся Свенельд.

— Я скажу. Только скорее, — кивнула ему Ольга.

— Так тому и быть, — сказал Волах, положив ладонь на стол и давая понять, что беседе конец.