Дар слов мне был обещан от природы

Раз умирал скупец, скорбя о той казне,
Что он копил всю жизнь, пренебрегая сном;
О треволнениях, что он переносил.
Крестьянский урожай к себе сбирая в дом.
Несытому, ему, как выпить океан,
Был караван-сарай, наполненный зерном.
Он этого зерна за всю бы жизнь не съел,
Но строгий вел учет ему он день за днем.
Вот умер скряга так, как прочие скупцы.
И вот уже никто не говорит о нем.
А что же доброе он в жизни совершил?
Лишь то, что умер он в ничтожестве своем.

Бехар

1909–1920 Жалоба

Изнемог я, блуждая по Рею,
Не стонать от несчастий не смею,

Разве правду писать невозможно,
Иль мои доказательства ложны?

Или доводы слабы, как тени?
Или слабы мои убежденья?

Разве я в прихлебателей стае
Клянчил хлеб у дверей негодяев?

Обивал у министра пороги?
За подачку ли кланялся в ноги?

Нет! Но стали в блистательном Рее
Оскорбления долей моею.

Грех мой в том, что с другими не схож я,
Тягочусь я безумьем и ложью.

Я страдаю от козней кастратов,
Ибо семенем чресла богаты.

Я не вождь для простого народа,
Не игрушка для знатного рода.

И за это, как прежде пророки,
Заключен я в мой дом одинокий.

То меня посылают в изгнанье,
За талант и бесспорные знанья;

То глупцы осыпают хулою
Клеветнической, словно золою.

Ибо жизнь моя — в слове чудесном,
Счастье — в дивном искусстве словесном.

Потому что кладу я частицы
Современной души на страницы.

Нет, не будет сокрыто веками
Между строк затаенное пламя.

Как звезда, для родного Ирана
Будет стих мой светить постоянно.

Потому что и в счастье и в горе
Буду тверд я, и в битве и в споре.

В этом грех мой, и с ним постоянно
Я иду по дороге Сальмана.

Я не лжец, не лукавый придворный,
Чужд я лести и хитрости черной.

Как огонь, мое светится слово,
Честь — прозрачней воды родниковой.

Я снискал себе имя по праву,
Презирая дешевую славу.

Я умом добывал себе пищу,
Я горбом себе строил жилище.

Мысль пылала в бессонные ночи,
Не смыкались усталые очи.

Как струна, напрягалися чувства
Много лет для святого искусства.

То меня англичане когтили,
То мне русские зубы крушили.

Их гоненье и частые беды
Гнали к Рею меня из Мешхеда.

Рот мой, сыпавший жемчуг без страха,
Заткнут ныне велением шаха.

Бедам предан я ныне в угоду
Ненавидящим нашу свободу.

Проходимцем меня называют,
Помышленья мои искажают.

Жизнь моя — это к правде стремленье,
Ныне горечь моя в исступленье

Стала выше небесного круга,
Но истерлась на теле кольчуга.

Я мечтал, что закон и свободы
Утвердятся на долгие годы.

А теперь не хватает отваги,
Чтобы слово доверить бумаге.

О свобода, свобода святая,
Я о встрече с тобою мечтаю!

Чтоб идти за победой твоею,
Я кричу, я зову тебя к Рею.