Дар слов мне был обещан от природы

1

Призывный шум веретена,
Царевна уколола палец,
И пусть отважный принц-скиталец
Бредет теперь сквозь дебри сна
За ней. Над ним висит луна,
И небо черное без дна,
С таким отчаяньем провала,
Что даже звезды растеряло.
Вот сказка о веретене,
Но ночью думаешь о дне:
Восходе свежем, полдне жарком…
Их так недолго продремать.
Нет, лучше ночь сидеть с огарком,
Чем свет последний продремать
На тьму, да мертвую кровать.

2

Качается ветхая память
В пространстве речных фонарей,
Стекает Невой меж камнями,
Лежит у железных дверей,
Но в уличный камень кровавый,
Ворвались огни из подков
И выжгли в нем летопись славы
Навек отошедших веков.
Сей каменный шифр разбирая
И смысл узнавая в следах,
Подумай, что доля святая
И лучшая — слава в веках.

3

Земля бедна, но тем богаче память,
Ей не страшны ни версты, ни года.
Мы древними клянемся именами,
А сами, днесь, от темного стыда,
Смотреть в глаза не смеем женам нашим.
Униженный и лицемерный взор
Мы дарим чашам, пьяным винным чашам
И топим в них и зависть и позор.

4

Искаженная пространством бесконечность,
Может быть, не канет в пустоту.
Может быть, и детская беспечность
Не сорвется на лету.
Может быть, испивши все отравы,
Весь прошедший свет,
Ты запишешь в рукописи славы
Летопись побед.
Сжать судьбу в кулак, швырнуть под ноги,
Растоптать и снова приподнять,
Чтобы други, недруги и боги
Смели лишь смотреть и трепетать.
Чтобы тьма разверзлась под ударом,
Чтоб огни воскресли в глубине,
Чтобы все загрезили о старом
В сонном царстве, в вечном полусне.

5

Плывет вереница ночей,
Безлунных, не вздвоенных днями.
От черных и синих лучей
Устала и спуталась память
Ни звуков, ни песен, ни слов,
Ни мысли сознанию внятной,
Лишь сонм заблудившихся снов.
В них крови запекшейся пятна,
Обрывки знамен по углам,
Монголов тяжелые плети,
Да древние витязи к нам
Приходят из прошлых столетий.
Соблазнами древней войны
Волынка варяга напевна.
Не слишком веселые сны
Ты нам подарила, царевна.

6

«Беда аки в Родне» и холодно
Дружиннику в черном гробу.
И черные звезды над городом
Лелеют чужую судьбу.
А улица тянется петлею
И больно сжимает кадык,
Чтоб в полночь, от похоти светлую,
Предсмертный не вырвался крик.
И снова друзьями и сестрами
Отравлены хлеб и вода,
Вновь полночь над копьями острыми,
И снова, как в Родне — беда.

7

А в черном омуте такая глубина,
Что, даже утонув, ты не достигнешь дна.
Там, водорослью скользкою обвитый,
Ты звезды черные увидишь над собой
И, спящею царевной позабытый,
Там будешь жить с русалкой водяной.

8