Дар царицы Савской. Абиссинское заклинание

– Это как это? – не удержалась Мария, в то время как Татьяна молча пялилась на дом. – Там же света дневного нету!

– А вы войдите, посмотрите, может, что и поймете… – сдавленным голосом сказал Виктор Палыч.

И снова Марии очень не понравился его голос, слишком веселый. Но Татьяна уже бодро взбежала по ступенькам, и Мария за ней поспешила войти.

Помещение показалось им очень большим, потому что не было никаких перегородок. И потолка не было, снизу видны были стропила и крыша.

– Что это? Где же квартира? Три комнаты и кухня… – растерянно заговорила Татьяна.

– А нету. – Управляющий не удержался и фыркнул: – Давно уже нету никакой квартиры. Дуры вы деревенские, – вздохнул он, разглядев опрокинутые лица сестер, – напарила вас Анна Ильинична, уж конечно, не тем покойница будь помянута.

– Может, она не знала…

– Все она знала, ведь как только построил Николай Федорович дом в стороне от города, так квартира пустая стояла. А внизу тогда лаборатория была, так ее в другое место перевели, отдельное помещение выделили, потому как там оборудование новое, дорогое. А этот дом Голубев распорядился под склад отвести. Ну, перекрытия сломали, чтобы просторней было, вот и все.

– А как же бумага, документ… она сама нам дала…

– А документ этот… – управляющий побагровел от злости, – его и в сортире нельзя использовать, жесткий очень! И идите вы уже отсюда, не смешите людей! Я уж так и быть, никому не скажу, а то весь город над вами потешаться будет!

– Сволочь какая эта тетя Аня оказалась, – ругалась Татьяна по дороге, – хорошо, что она умерла, а то бы я ее сама, своими руками… не задумываясь…

– Тише ты! – сестра дернула ее за руку. – Говорила я тебе, что ничего хорошего из этого не выйдет.

– Ты говорила… – неожиданно согласилась Татьяна. – И с чего это я ей поверила? Ведь она нас всю жизнь терпеть не могла и маманьку вечно гнобила. То убирает мать плохо, то ложки серебряные пропадают… Сама спрячет, потом найдет, зараза. Условие поставила – нас в дом и на порог не пускать. А только мы ведь все равно лазили к маманьке, когда ее дома не было, верно?

– Верно…

– Особенно ты. Все тишком да молчком, а ведь все углы в том доме облазила.

– Ну да…

– Эх, знать бы, что они сбегут и дом их сгорит, сколько всего взять можно было бы! – вздохнула Татьяна. – Там добра было навалом, немерено, все прахом пошло, в огне сгорело… И ведь ничегошеньки не брали мы, мать строго-настрого наказала, боялась, что Голубев ее уволит. Верой и правдой им служила, дом вылизывала, каждую рубашку ему по два раза переглаживала. Ну, за то хозяйка нас и отблагодарила… Мань, ну ты скажи, откуда такие сволочи берутся?

Сестра не ответила.

На следующее утро Григорию позвонили из больницы и сообщили, что врачи дали свое заключение о смерти его тети и что тело выдадут завтра. Козловск – город маленький, так что возле ЗАГСа, где он оформлял документы, он встретил Ксению, которая вышла, как она сказала, прогуляться. На самом деле ей хотелось осмотреться.

– Здравствуйте, родственник! – обрадовалась она. – Вы позволите вас так называть?

– Если вам так нравится… – Он улыбнулся и с удовольствием оглядел ее.

Сегодня было тепло, и на Ксении было открытое летнее платье, все же неяркое, в неявный рисунок. Волосы забраны высоко, открывая длинную, красивую шею. Она сняла темные очки и улыбнулась ему дружески, приветливо.

Отчего-то с этой молодой женщиной ему было легко. Они шли по главной улице, встречая знакомых. Мужчины смотрели на Григория с завистью – ишь какую красотку отхватил, женщины делали вид, что ее не замечают.

– Вы, я смотрю, очень популярны… – усмехнулась Ксения.

– Просто маленький город, – вздохнул он. – Все друг друга знают. О, Михаил!

Это тоже был родственник, муж той самой неприятной Эльвиры, да вот она и сама рядом с ним. Сегодня Эльвира была преувеличенно любезна с Григорием, даже ласково погладила его по руке.

Ксения рассматривала Михаила. С виду – полный тюфяк, хотя здоровый, крупный мужчина. Если бы убрать с лица это выражение преувеличенного равнодушия ко всему на свете, и уныло опущенные уголки губ, и тихий невыразительный голос, то мог бы быть и ничего себе. Ну, одеть, конечно, получше, подстричь…

Но ничего этого нет, и жене его не приходит в голову этим заняться. На мужа вообще не смотрит, стреляет глазами на проходящих мужчин, с Григорием преувеличенно любезна. Даже Ксения знает, что она его терпеть не может, потому что завидует наследству. Было бы чему…

– Уф! – Григорий перевел дух. – Откровенно говоря, противная баба эта Эльвира.

– Да я поняла уже.

– Знаете что, Ксения? Давайте посидим где-нибудь, а то получается, что я вас всем показываю, со всеми вас знакомлю, еще поймут неправильно…

– А вы так этого боитесь? – поддразнила его Ксения. – Или вы несвободны?

– Вот как раз в этом плане я абсолютно свободен! – Было видно, что он обрадовался тому, как обернулось дело. Еще было видно, что Ксения ему нравится и он рад, что она его поощряет.