Дар убеждения

Однако на работе он был царь и бог. И руководство каждый год не забывало повышать ему зарплату, что было приятно и льстило его самолюбию.

Размышляя обо всем об этом в который раз, в свойственной ему манере – то есть, как всегда, неторопливо, Николай Петрович зашел в свой подъезд. Погруженный в свои мысли, он стал подниматься по лестнице на четвертый этаж, где была его квартира. Лифта, как это часто бывает в хрущевках, не было. А ему было все же за пятьдесят, поэтому подъем занимал довольно много времени, давая Николаю Петровичу время лишний раз поразмыслить о своей непростой судьбе. Не то, чтобы положение холостяка его сильно расстраивало. За долгие годы он к нему привык и не считал чем-то зазорным. Но каждый вечер, возвращаясь одним и тем же путем домой, он ощущал что-то вроде грустного сожаления.

Николай Петрович уже был между вторым и третьим этажом, когда его внимание привлекла какая-то возня. Шум раздавался на два пролета выше, между третьим и четвертым. Тихие мужские голоса периодически прерывались приглушенными женскими всхлипываниями, матерными словами и звуками борьбы. Николай Петрович замер и прислушался. Определённо, там наверху происходило что-то не очень хорошее. Женщина вскрикнула. Это был даже не крик, а скорее тихий писк. В ответ мужской голос что-то произнёс, неразборчиво, но настойчиво и, как показалось Николаю Петровичу, угрожающе.

Его прошиб холодный пот, рубашка тут же прилипла к спине. Но выхода не было, путь домой лежал мимо тех людей наверху. «Я просто пройду мимо», – сказал сам себе Николай Петрович и нерешительно двинулся вперёд. Ноги как будто налились чугуном, каждый шаг давался с трудом, и в эти мгновения Николай Петрович как никогда ощущал, что и на самом деле уже далеко не молод.

Все также потея и борясь со страхом, он поднялся на третий этаж и осторожно выглянул из-за перил.

Да, все было как нельзя плохо. Со своей позиции он увидел молодого парня, почти подростка, смутно показавшегося ему знакомым и такую же совсем юную девушку. Но проблема была не в них, а в трёх здоровенных «лбах», с бритыми затылками и в спортивных штанах. Одним словом, как раз таких, каких в народе обычно люди помоложе называют емким словом «гопники», а люди в возрасте Николая Петровича – просто-напросто «шпаной». Первый «лоб» стоял спиной к Николаю Петровичу, возле окна и прижимал лезвие своего ножа к горлу молодого человека. На его бычьей шее была татуировка, изображавшая череп с цепью, продетой прямо через глазницы. Череп свирепо щерился зубастой улыбкой. Второй деловито шарил в карманах парня, выгребая оттуда то ключи, то кошелёк, то еще какую-то мелочь. Каждую находку он сопровождал довольным хмыканьем и похлопыванием парня по щеке. Из всех троих он производил впечатление наиболее интеллигентного, настолько, насколько это понятие вообще может быть применено к гопникам.

– Ну вот, а ты говорил, ничего не, – почти отечески укорял «интеллигент» дрожащего парня. – Сейчас еще у девахи твоей глянем…

Третий стоял боком к Николаю Петровичу, издевательски скалясь. Ладонью одной руки он зажимал рот девушки, одновременно навалившись и удерживая ее локтем у стены, а другой нахально лапал промежность перепуганной насмерть «девахи», явно намереваясь расстегнуть ширинку на тонких обтягивающих джинсах. Завершала картину маленькая дамская сумочка, валявшаяся прямо на полу, уже кем-то выпотрошенная и чуть ли не вывернутая наизнанку.

Николай Петрович собирался было бесшумно ретироваться, но пока он разглядывал бандитов, девушка вдруг заметила его и послала ему полный отчаяния умоляющий взгляд. Так на Николая Петровича не смотрела ни одна женщина в жизни, и он оторопел, в растерянности переминаясь с ноги на ногу. На его лысеющей макушке явственно проступали капельки пота.

Наконец, решившись, он напустил на себя уверенный вид и пошел наверх, прямо к людям на площадке.

– В чем дело, граждане? – произнес он негромким, но твердым голосом, с напускным безразличием промакивая платком лоб.

Так мог бы сказать полицейский в форме, с дубинкой и пистолетом на поясе. Но вот беда: ни формы, ни дубинки, ни, тем более, пистолета у Николая Петровича в помине не было. Был только пакет с продуктами из магазина, который он все еще судорожно сжимал в руке, чувствуя, как ручка пакета уже стала намокать от стекающего по ладони пота.

Все трое нападавших повернулись к нему и смерили фигуру Николая Петровича недоумевающими взглядами. Впрочем, молодых людей они так и не отпустили. «Бык» с татуировкой на шее все еще держал нож у горла, а наглый тип так и стоял, привалившись к девушке и вдавливая ее в стену всем своим весом. «Бык» переглянулся с «интеллигентом» и многозначительно кивнул ему, мол, разберись.

– Тебе чего, дед? – «интеллигент» двинулся в сторону Николая Петровича. Выражение озадаченности на его лице теперь сменилось на недобрую ухмылку.

– Ничего… Ничего… Иду вот, иду… – забормотал тот, тем не менее, продолжая подъем и глядя при этом себе под ноги, будто что-то обронил.