Иногда он, известный соседям как “дядя Коля” (конечно, из “бывших”), доживающий свои дни на попечении добрейшей Верочки Васильевны, выходил на улицу и направлялся в город. Бродил по Подолу, по Житнему базару, стоял у книжных киосков, наблюдая за проходящей молодежью, ловя обрывки разговоров. Возвращаясь, записывал услышанное, увиденное, подводя под картинками из подсмотренной современной жизни итоговую черту грустных обобщений: совсем другие люди,
новые, и мир новый, в колюром действуют разнообразные “законы”, от уголовного кодекса до неписанного воровского, и отсутствует лишь отмер христианской морали. Обнадеживало лишь одно: пустота. Невыносимая пустота нового мира, от которой изнывают души человеческие.
Не прошло еще и сорока лет со времени, когда на этой земле жизнь строилась на основе христианской культуры и наполнялась смыслом нравственного подвижничества народа, и вот сейчас новые поколения не знают ничего о духовной родине своих предков. Глаз ловил остатки былой красоты, добродушие в лицах, старинную благорасположенность к встречному, но это — островки прошлого (в стариках, в чудаках, в детях), тонущего в океане хамства и нравственного одичания,
Как знать, быть может, внезапно сказанное слово, непонятный чудаковатый разговор и самый вид допотопного дядечки пробудит, затронет хоть чье-то молодое сердце. Пусть это будет только единственное сердце, но, по таинственным законам духа, и оно может зародить цепь исторических преобразований, которые приведут народ в храм веры.
И дядя Коля писал, запечатлевая основы и внутренние пружины православной культуры России. Впрочем, он был не дядя Коля, и даже не Николай Никанорович (Николаевич — дань конспирации) Беляев, каковым он значился в том далеком ушедшем мире, а епископ Варнава, полутайно, полуявно
живший в СССР. Выпускник Московской духовной академии, чью дипломную работу похвально отметил в 1915 году о. Павел Флоренский. Преподаватель Нижегородской семинарии, он в 1920 году принимает епископский сан, а уже через два года остригает волосы и представляется всему городу сумасшедшим ради того, чтоб оставить высокое положение и епископскую кафедру.