Дар ученичества

Григорий уезжал. Уезжал после страданий и бесчестия, но со славой и почетом. Впрочем, он не прямо в Акрагант направился, а сперва совершил путешествие в Константинополь, поблагодарить императора и патриарха за оказанную поддержку на суде и дарованные милости его епархии. На обратном пути, когда граждане Акраганта услыхали, что пастырь их святой Григорий приближается ко городу, то высыпали ему навстречу от мала до велика с пением псалмов и церковных песнопений, радуясь его возвращению.

Замечательная и поучительная подробность: святый не вошел в церковь, оскверненную еретиками, ни даже в свою прежнюю епископию, но вскоре выстроил новый прекрасный храм во имя своих покровителей, апостолов Петра и Павла, также отстроил и новые помещения для жилья.

Св. Григорий жил после всего этого еще довольно, сотворив бесчисленное множество чудес и оставив после себя в наследие Церкви записанные истолковательные беседы на книгу Екклезиаст. Он умер в глубокой старости и на собственном опыте, вместе с творцом последнего (Соломоном), испытавши, что ничего на этом свете нет прочного:

СУЕТА СУЕТ, СУЕТА СУЕТ,

— ВСЕ СУЕТА!

Еккл. 1, 2.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Вера Васильевна Ловзанская

Вера Васильевна Ловзанская родилась 15 (28) января 1904 года в Нижнем Новгороде в семье инженера. Отец руководил работой землечерпальной машины, очищавшей русло Волги. Детство Веры Васильевны прошло “на водах”, среди волжской природы: летом в постоянном плаванье, после окончания навигации — зимовка в близлежащем к конечной точке маршрута городе. Училась в гимназиях Самары, Саратова, Астрахани. Последним средним учебным заведением для нее стал Институт благородных девиц в Нижнем Новгороде. В 1919 году он был закрыт, и ей выдали справку об “окончании школы второй ступени”. Поступив на физико-математическое отделение Нижегородского университета, вскоре его оставила ради усвоения духовной науки под руководством епископа Варнавы (Беляева).

С пятнадцати лет начала зарабатывать на хлеб, поначалу поддерживая материально родительскую семью, а потом помогая выжить своему наставнику.

Последняя дивеевская блаженная Мария Ивановна предсказала юной Вере: “Ты будешь до смерти отца покоить”. То, что тогда казалось непонятным, со временем прояснилось. После ареста епископа (1933 год) Вера Васильевна, оставив в буквальном смысле “все”, поехала за ним в Сибирь (закопав предварительно рукописи в землю). Дождавшись его освобождения, она заботилась о владыке последующие двадцать семь лет, до самой его смерти. Благодаря ей “дядя Коля” смог написать много книг и сохранить свой архив. Уже в Киеве он тайно постриг свою ученицу в монашество (с именем Серафимы).

После смерти старца — почти тридцать лет — она хранит его рукописи, расшифровывая их с очевидной помощью Божьей, укрывая, терпя внешние напасти вплоть до обыска и изъятия архива в 1986 году (через год она добилась его освобождения из недр советского “правосудия”). И этот беспрерывный труд помогает ей исполнять прижизненные заветы епископа-писателя.

Речь архимандрита Варнавы при наречении его во епископа Васильсурского.

“Благодарение Богу за неизреченный дар Его” (2 Кор. 9, 15), — воскликну ныне вместе с апостолом, по заповеди того же о всем благодарите (1 Фес. 5,18).

Епископство для меня, почти юноши по летам, недостойного по грехам, неразумного по делам, неделю только назад бывшего иеромонахом, — это действительно есть дар Божий, неизреченный, непознаваемый, нежданный, незаслуженный, и во всяком случае выше моей меры.

Епископство предстоящее для меня является именно даром, и даром, сшедшим с самого неба.

Беру на себя смелость сказать, что по благодати Божией я никогда, даже в помысле, не позволил себе остановиться на этом, могущем быть даже камнем преткновения и тщеславия звании. Если я и желал епископства, то, выражаясь словами преподобного Иоанна Лествичника, епископства над своим сердцем (Слово 28, 51). Вот мое желание, вот моя дума, вот постоянный огонь, сжигающий мое сердце и тело днем и ночью. Освободить себя от страстей ветхого человека, уничтожить гнев, истребить похоть, сокрушить в прах привязанность к земным окружающим вещам и утопить в бездне смирения всякого беса — вот в чем я полагал всегда свое епископство. Желал я быть не внешним владыкой над чужими душами, а полновластным хозяином над своей собственной.