Дар золотому дракону

И я пошла. А что ещё оставалось делать? А сзади раздался голос Эйлинода:

— Нужно верить, Керанир. Нужно верить.

Передо мной оказалась ещё одна пещера, разительно отличающаяся от первой. Для себя я мысленно назвала первую двором — огромная, пустая, — а вторую — домом. Гораздо меньше первой, при этом в ней три наших дома поместилось бы, вместе с коровником, освещалась она огромным окном, выходящим на улицу, и какими-то странными светильниками в глубине. Это не были свечи или лучины, скорее это были небольшие шары, размером с яблоко, излучающие мягкий свет, каждый — как десять свечей, не меньше. И они просто висели в воздухе, ни за что не держась. На полу лежали толстые разноцветные половики с ворсом, такие же висели и на каменных стенах. У стены — странная лавка со спинкой, обитая тканью, даже на вид мягкая, посредине — большой стол с резными ножками в окружении стульев — я такие у старосты в доме видела, когда мы с маменькой к его жене ходили, она — поговорить о чём-то, а я так, поглазеть. Только у тех ножки прямые были, а здесь — тоже резные.

Ещё вдоль стен стояли шкафы и полки, а на полках — книги, много книг, столько даже в книжной лавке в городе не было — тогда папенькина очередь рыбу в город отвозить была, и он нас со старшими братьями взял. Это давно было, ещё до свадьбы сестрицы Идгит, после-то уж я никуда из дома не отлучалась. А тогда папенька разрешил нам по улице пройтись и в окна лавок посмотреть, пока он свои дела решает.

В общем, всё здесь было не как у нас — богаче, красивее, больше. Я застыла, разинув рот, осматриваясь по сторонам, замечая картины на стенах, скатерть на столе, большое зеркало над маленьким комодом, длинные занавески по бокам окна. Я бы, наверное, ещё долго так стояла, но тут услышала ещё один детский голос:

— Ты кто такая?

Отмерев, я глянула в дальний конец комнаты и увидела стоящую там крохотную девочку. Совсем маленькую, удивительно, что она уже могла стоять. На малышке было красное платьице с золотой отделкой, что на этот раз меня удивило уже меньше, и крохотные туфельки. Короткие светлые волосы, не по-детски серьёзный взгляд. В руке малышка держала надкусанное яблоко, и это удивило меня даже больше, чем её одежда и слова — если, конечно, говорила она, а не кто-то постарше, кого я не вижу. У нас яблоки были зелёные и мелкие, и лежали не дольше, чем до холодов. А у неё в руке было большое, красное, блестящее яблоко, и это тогда, когда у нас на деревьях завязь только-только с вишню выросла, не больше. Снова нечто странное и удивительное.

Я подошла к малышке и опустилась рядом с ней на колени.

— Привет, маленькая, — улыбнулась ей. — Меня зовут Аэтель, Керанир принёс меня, сказал, вам здесь нужна моя помощь, — тут я запнулась, в изумлении глядя в серьёзно глядящие на меня глаза девочки. И лицом, и формой глаз она ничем не отличались от наших малышей, разве что малышка была удивительно прелестная, и выражение лица у неё было совсем не детское. Но вот зрачок… Он был не круглым, а узким, как у кошки. И одно это дало мне понять — эта малышка вовсе не человеческий ребёнок, вот только кто она — я понять не могла.

Девочка, поймав мой ошарашенный взгляд, усмехнулась.

— Да, твои глаза мне тоже странными кажутся. А помощь нам нужна. — И она оглянулась куда-то в сторону.

Проследив за её взглядом и стараясь не думать о том, что годовалый ребёнок разговаривает как сорокалетний, я поняла, что пещера заворачивается, и сбоку получается что-то вроде комнаты, которую не видно, когда заходишь.

Длинный стол вдоль стены, шкафчики, висящие на стенах, ещё какие-то странные низенькие шкафы, высотой со стол, негромкое журчание воды непонятно откуда — всё это я заметила мельком, поскольку в глаза мне бросилась ужасная картина — возле стола, на табуретке, стояла девочка не старше пяти лет, c темными косичками, в платьице, таком же, как у малышки, только зелёном, и с огромным ножом в руке, которым она в данный момент пыталась отрезать большой кусок от кочана капусты.

Как я вскочила и подлетела к ней — не помню, перед глазами стояла рыдающая сестрёнка Милдрит, с ручонки которой ручьём льётся кровь, а на столе лежит отрезанный мизинчик. Тоже за нож схватилась, помощница сопливая, решила сама хлеб нарезать, да ещё не на столе, а на весу, как папенька. Ей тогда только-только четыре исполнилось, не намного меньше этой девочки была.

Осторожно, но быстро, я забрала у неё нож.

— Порежешься, маленькая. Без пальцев останешься — чем в носу ковырять будешь?

— Ногой, — усмехнулась девочка, глядя на меня недетскими глазами с кошачьим зрачком.

— Вариант, — согласилась я, решив, что не буду больше удивляться ни глазам, ни речам этих странных детей. — Только давай, лучше я всё сделаю, пальцы целее будут. Ты что собиралась готовить?

— Капусту потушить хотела, — вздохнула девочка. — Каши всем уже надоели.

— А как насчёт щей? — предложила я, поскольку у самой уже живот к спине прирос от голода. — Я вкусные щи варю, наваристые.

— Какой навар с капусты? — младшая девочка подошла поближе и вступила в разговор. — А мяса у нас нет.