Читаем Дарий Великий не в порядке полностью

Дело в том, что в фарси слово hel, созвучное с английским hell (то есть «ад»), означает «кардамон», который и делает персидский чай таким вкусным, а dam, что звучит как английское damn (то есть «проклинать»), – это просто «заваривать».

Когда я пересказал и объяснил эту шутку мистеру Апатану, она его совсем не развеселила.

– При посетителях бранными словами пользоваться запрещено, Дарий, – сказал он.

– Я и не собирался. Это же на фарси. Шутка такая.

– Все равно нельзя.

Настолько лишенных воображения людей, как Чарльз Апатан, я в жизни не встречал.


Залив кипятком термосы с чаями на пробу, расположенные в стратегических местах, я наполнил и пластиковые чашки у каждого аппарата.

Сам я категорически против одноразовых пластиковых чашек. В пластике всё становится жутким на вкус, химическим и пресным.

Я испытываю к такому чаю глубокое отвращение.

Но в «Чайном раю» это никого не смущает. В наших пробных порциях так много сахара, что сладость идеально маскирует привкус пластика. А может быть, даже такое количество, что чашки вообще постепенно растворялись бы, если б чай оставался в них подольше.

«Чайный рай» в торговом центре «Шоппс» в Фэйрвью-Корте – не самое плохое место работы. Серьезно. Это значительный карьерный рост по сравнению с моей прошлой работой. Я тогда занимался тем, что ежедневно крутил колесо со спецпредложениями в одной из пиццерий, где посетители могут сами готовить себе пиццу. Да и в резюме эта строчка смотрится вполне прилично. После окончания школы я могу рассчитывать на то, что буду работать в традиционном чайном магазине, а не в том, где подмешивают новейшую супердобавку к любым чайным высевкам, которые корпоративные специалисты по смешиванию чая умудряются раздобыть по максимально сниженной цене.

Я мечтаю работать в чайной «Роуз Сити Тиз» на северо-западе города. Там торгуют чаем, отобранным вручную и выпускаемым мелкими партиями. В чаях «Роуз Сити Тиз» нет искусственных вкусовых добавок. Но, чтобы работать там, необходимо сначала достичь восемнадцатилетнего возраста.

Я как раз засовывал чашки в снабженный пружиной диспенсер, когда в открытую дверь торгового центра ввалился Трент Болджер с этой его улыбкой гиены.

Я был как на ладони. В «Чайном раю» передняя стена представляет собой огромное витринное окно, которое, несмотря на то, что тонировано от солнца, все же открывает полный манящий обзор на товары (и работников) магазина.

Про себя я мечтал, чтобы солнечный луч отскочил от стекла, ослепив Трента и тем самым защитив меня от неприятной встречи (а другой она быть не могла). Или уж по крайней мере, чтобы Трент пошел себе своей дорогой и не узнал меня в рабочей униформе, состоявшей из черной рубашки и бело-голубого передника.

Но надежды не оправдались. Трент Болджер завернул за угол и мгновенно уловил своими датчиками мое присутствие.

Он схватился за дверь, распахнул ее и влетел в магазин, а за ним следом вошел Бездушный Приверженец Господствующих Взглядов[2], Чип Кузумано.

– Привет! Дурий!

Трент Болджер никогда не называет меня Дарием. Зачем же, если у него на уме всегда есть что-нибудь созвучное и неприличное.

Мама говорит, что назвала меня в честь Дария Великого, но мне кажется, они с папой обрекли себя на разочарование, назвав сына в честь исторической фигуры такого масштаба. Я был кем угодно: Дырием, Выдрием, Дурием, – но уж точно не Великим.

Если я чего-то и добился, то стал великой мишенью для Трента Болджера и Бездушных Приверженцев Господствующих Взглядов. Когда у тебя такое редкое имя, оно неизбежно привлечет внимание шутников и любителей грязных намеков.

Благо, Трент хотя бы очень предсказуем.


Формально нельзя было сказать, что Трент Болджер меня травит. Школа Чейпел-Хилл, в которой мы учимся в десятом классе, придерживается политики нулевой толерантности[3] в отношении травли.

Политика нулевой толерантности также касается драк, плагиата, наркотиков и алкоголя.

И раз уж все в школе Чейпел-Хилл терпят поведение Трента, значит, он не задира.

Правильно рассуждаю?

Мы с Трентом знакомы еще с детского сада. Тогда мы дружили, как дружат все дети в детском саду; но потом в группе начали складываться социально-политические альянсы, и вот уже в третьем классе я стал замечать, что в каждой игре «Головы вниз, пальцы вверх»[4] я сижу, опустив голову и подняв большой палец, и меня полностью игнорирует весь класс. Я тогда даже думал, не превратился ли я в невидимку.

Трента Болджера можно назвать Атлетом разве что Второго Уровня (максимум Третьего): он играет в позиции какого-то-там-бека в юниорской сборной по американскому футболу школы Чейпел-Хилл («Вперед, громилы»). И особым красавчиком его тоже не назовешь: почти на голову ниже меня, коротко стриженные черные волосы, массивные солнцезащитные очки, нос, резко вздернутый на самом кончике.

У Трента Болджера самые большие ноздри из всех, что я видел в жизни.

И при этом Трент просто несоразмерно популярен среди десятиклассников школы Чейпел-Хилл.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Неучтенный
Неучтенный

Молодой парень из небольшого уральского городка никак не ожидал, что его поездка на всероссийскую олимпиаду, начавшаяся от калитки родного дома, закончится через полвека в темной системе, не видящей света солнца миллионы лет, – на обломках разбитой и покинутой научной станции. Не представлял он, что его единственными спутниками на долгое время станут искусственный интеллект и два странных и непонятных артефакта, поселившихся у него в голове. Не знал он и того, что именно здесь он найдет свою любовь и дальнейшую судьбу, а также тот уникальный шанс, что позволит начать ему свой путь в новом, неизвестном и загадочном мире. Но главное, ему не известно то, что он может стать тем неучтенным фактором, который может изменить все. И он должен быть к этому готов, ведь это только начало. Начало его нового и долгого пути.

Константин Николаевич Муравьев , Константин Николаевич Муравьёв

Фантастика / Прочее / Фанфик / Боевая фантастика / Киберпанк
Ставок больше нет
Ставок больше нет

Роман-пьеса «Ставок больше нет» был написан Сартром еще в 1943 году, но опубликован только по окончании войны, в 1947 году.В длинной очереди в кабинет, где решаются в загробном мире посмертные судьбы, сталкиваются двое: прекрасная женщина, отравленная мужем ради наследства, и молодой революционер, застреленный предателем. Сталкиваются, начинают говорить, чтобы избавиться от скуки ожидания, и… успевают полюбить друг друга настолько сильно, что неожиданно получают второй шанс на возвращение в мир живых, ведь в бумаги «небесной бюрократии» вкралась ошибка – эти двое, предназначенные друг для друга, так и не встретились при жизни.Но есть условие – за одни лишь сутки влюбленные должны найти друг друга на земле, иначе они вернутся в загробный мир уже навеки…

Жан-Поль Сартр

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика