Мне очень нравилось держать Лэндона за руку.
– Мы оказались поблизости и решили заглянуть.
– Что ж, вы как раз вовремя. Идите попробуйте. Полли, ты тут без меня справишься?
Полли работала менеджером в «Роуз Сити Тиз». Она была белокожей дамой преклонных лет – возможно, ровесницей моей бабушки – и всегда одевалась в черное, делая исключение только для шарфов совершенно диких расцветок и огромных неоново-желтых очков.
Полли идеально подошла бы на роль члена жюри в каком-нибудь реалити-шоу. А еще из нее получилась бы отличная хозяйка букинистического магазина: попивая эспрессо из крошечных чашек, она заносила бы книги в каталог и распространяла эзотерические знания.
Полли махнула нам и продолжила рассказывать покупателю о пользе местного меда.
Мистер Эдвардс повел нас в дегустационный зал – небольшое помещение, отделенное от основного зала матовым стеклом с выгравированным логотипом «Роуз Сити». На столе выстроились в ряд гайвани[2], полные влажных ярко-зеленых листьев, а перед ними дымились чашки с изумрудной жидкостью.
– Держите. – Он протянул нам керамические ложки. Я пропустил Лэндона, чтобы он первым погрузил ложку в каждую чашку и попробовал чай крепкого травянисто-зеленого цвета.
– Ничего себе! – воскликнул я, добравшись до третьей чашки. У этого чая последняя нота взрывалась фруктовым вкусом.
Брови мистера Э. пришли в движение.
– Неожиданно, да? Твои варианты?
– Хм. – Я отхлебнул из четвертой чашки, но третья определенно была лучшей. – Гёкуро?
Так называется знаменитый сорт японского зеленого чая. Перед сбором листьев кусты на три недели укрывают от солнца, чтобы вкус стал слаще и мягче.
– Почти угадал. Это кабусэтя.
– Не слышал про такой сорт.
– Похож на гёкуро, только его укрывают всего на одну неделю.
– А.
Я снова зачерпнул из третьей чашки.
– Потрясающе.
Мистер Эдвард улыбнулся.
– Так и знал, что тебе понравится.
– Будете заказывать?
Он вздохнул и покачал головой.
– Слишком дорого, не окупится.
– Понятно.
Во время стажировки в «Роуз Сити Тиз» я четко усвоил, что самые лучшие чаи не всегда были лучшими для бизнеса.
И кажется, понял почему.
– Хочешь забрать остатки? – Мистер Эдвардс взял бумажный пакет, исписанный японскими иероглифами.
– Уверены?
– Абсолютно.
– Спасибо!
– Ну ладно, – сказал Лэндон. – Нам уже пора. Заедешь за мной в девять?
– Конечно. Развлекайтесь. Сначала думайте, потом делайте. Предохраняйтесь.
– Пап, перестань.
Мистер Эдвардс только рассмеялся в ответ, а Лэндон вывел меня на улицу.
Когда я набрал код гаражной двери, то обнаружил, что папиной машины внутри нет.
Я развязал шнурки на своих черных самбах и убрал их на стойку для обуви. Дверь за нами с грохотом закрылась.
Лэндон стянул ботинки, поставил их рядом с моими, а потом прошел за мной в гостиную.
– Прости за беспорядок, – сказал я, хотя пылесосил на выходных.
– Да ладно тебе.
Я посмотрел на холодильник в надежде увидеть там записку.
– Все хорошо? – посмотрел на меня Лэндон.
– Я думал, что отец будет дома.
Я отправил папе сообщение с вопросом, где он.
Лэндон не в первый раз приходил к нам в гости, но дома всегда был кто-то из родителей.
У меня закололо в затылке.
Я проверил кухонные шкафчики и стол, но ничто не намекало на то, куда папа мог сорваться. Только в раковине высилась гора грязной посуды. Заметив ее, Лэндон закатал рукава и принялся мыть тарелки.
– Да я сам, – попытался помешать ему я.
– Мне нравится мыть посуду.
– Тогда я буду вытирать.
Я стоял рядом с Лэндоном и забирал у него тарелки, пиалы и стаканы, чтобы затем протереть их бело-синим кухонным полотенцем – у мамы их был нескончаемый запас.
Наша посудомойка сломалась летом, а поскольку поездка в Иран съела значительную часть родительских сбережений, новую мы себе позволить пока не могли.
Кто бы мог предположить, что коллекция кухонных полотенец Ширин Келлнер в конце концов пригодится?
Когда я убрал последнюю тарелку, Лэндон взял у меня полотенце, протер раковину, столешницу и настенный «фартук». Потом повернулся и спросил:
– Ты как?
– Нормально.
Что полагается делать, когда остаешься один дома с парнем, который тебе нравится, а грязная посуда уже закончилась?
Я схватил со стула сумку.
– Пожалуй, отнесу ее наверх.
Лэндон поднялся по лестнице вслед за мной. Я слышал, как стучит в ушах пульс.
– С тобой точно все в порядке?
– Да. А почему ты спрашиваешь?
– Ты весь красный.
– А. – Я сглотнул. – Просто… Я не нашел записку от папы. А мы с тобой раньше не оставались одни.
Лэндон сел на мою кровать. Я повесил сумку на крючок в шкафу и повернулся к нему.
– И у меня такое ощущение, что мы должны целоваться или вроде того.
Мои слова заставили Лэндона рассмеяться.
– Не должны, если тебе не хочется. Мы можем просто поговорить.
– Но мне нравится с тобой целоваться.
Лэндон улыбнулся и прикусил губу.
– А мне – с тобой.
Он потянулся к моему лицу, а потом пробежался кончиками пальцев по коротко остриженным волосам. Я так привык к тому, что голова скрыта копной кудрей, что от прикосновения к голой коже по всему телу забегали мурашки.
Мне понравилось.