Дарий Великий заслуживает большего

– Да, – на автомате ответил я. – Может быть. Не знаю.

– Создается впечатление, что знаешь.

Я покачал головой.

А потом сказал:

– Я целую вечность мечтал попасть в «Роуз Сити Тиз».

А Чип сказал:

– Ты знаешь, почему я в этом году пошел в сборную по соккеру вместо американского футбола?

Я потянулся было к завязке, но одернул себя.

– Потому что я ненавижу американский футбол. Я играл в него с детства и с каждым годом любил все меньше. В прошлом году я буквально заставлял себя ходить на тренировки. И, кроме Трента, у меня не было друзей в команде. Только благодаря ему я продержался до конца сезона.

– Понятно.

– Уйти было непросто. Тренер Уинфилд до сих пор на меня злится. И мама злится, потому что мы потратили целое состояние на щитки, шлемы и прочее. Кстати, Сорин тоже раньше играл.

Чип сглотнул, и кадык заходил под кожей.

Кадык у него был выдающийся.

– Я вот что пытаюсь сказать: если что-то не делает тебя счастливым, есть ли смысл продолжать?

У меня запекло в груди. Пульсар снова начал вращаться.

Могу ли я уйти из «Роуз Сити»?

Вот так просто?

Я прокашлялся.

– Мне нужна работа. Мама пропадает в офисе, папа вечно в командировках, а денег все равно не хватает.

– На «Роуз Сити» свет клином не сошелся.

– Но я больше ничего не умею.

Чип посмотрел на меня так, будто его очень задели мои слова.

А мне вдруг стало ужасно стыдно.

– Прости. Хм. Ладно, мне пора. Не хочу опоздать.

– Ага. Слушай, ты уже взял билеты на школьный бал?

– Да, сегодня.

– Круто, – кивнул Чип, и что-то странное промелькнуло в его голосе.

Только я не знал, что именно.

Он отстегнул велосипед.

Я отстегнул свой.

– До завтра?

– Ага.

Он нацепил шлем.

– Чип?

– Чего?

– Спасибо тебе.

Пока автобус, урча, катил в центр города, я грыз протеиновый батончик с арахисовым маслом, который посоветовала тренер Бентли, и прокручивал в голове то, что сказал Чип.

Пульсар в груди снова разогнался на полную мощь, когда я запихивал вещи в шкафчик.

– Дарий, можешь встать за кассу? – спросила Кэрри.

– Конечно.

День тянулся медленно – есть у понедельников такое свойство, – но в магазин все время заглядывали покупатели. Я пробивал гроулеры[18] с нитро эрл греем, жестяные банки дарджилинга и пачки гэммайтя по пятьдесят пакетиков в каждой.

Мистер Эдвардс с Лэндоном в дегустационном зале заваривали Бай Мудань.

Я подумал: может, Чип был прав.

Скорее всего, так и есть.

Пульсар в груди вспыхнул.

И я понял, что должен сделать.

Когда мистер Эдвардс вышел из дегустационного зала и направился в свой кабинет, я повернулся к Кэрри:

– Подменишь меня на пару минут? Мне нужно поговорить с мистером Эдвардсом.

– Без проблем.

Я почесал в затылке и постучался в кабинет.

– Дарий? Заходи.

– Спасибо.

– Все в порядке?

У меня перехватило горло. Я сглотнул.

– Я хотел с вами поговорить.

– Слушаю внимательно.

– Хм, – выдохнул я. А потом сказал: – Я в последнее время много думал. – И еще сказал: – Мне очень жаль, но я хочу уволиться.

– О…

Мистер Эдвардс откинулся на спинку стула и внимательно на меня посмотрел.

– Что-то случилось?

Я покачал головой.

– Нет. Просто, кажется, я не подхожу для такой работы.

– Я в жизни не встречал человека, который бы лучше для нее подходил.

– И все же я не подхожу. – Этот разговор рвал меня на части, но я не отступал. – На дегустациях я вечно неправильно определяю вкус. У меня голова идет кругом от инвентаризации, пополнения запасов и всего остального. Я просто… люблю чай. Но, кажется, я не хочу его продавать. – Я хотел сказать что-то еще, но горло мучительно сжалось, и я замолчал.

А у мистера Эдвардса вырвался смешок.

Не обидный или издевательский.

Нет, он словно что-то вспомнил.

– Ты знаешь, что я играю на гитаре?

Я кивнул. Лэндон как-то показывал мне коллекцию гитар, которую собирал его отец.

– И весьма неплохо. Я всегда надеялся, что Лэндон унаследует мою любовь к гитаре, но он предпочел фагот.

– О…

– Как бы то ни было, одно время я даже играл в группе, которая называлась «Вторая заварка».

Я хихикнул.

– Да ладно тебе. Мы были вполне ничего. Даже выпустили альбом. Давали концерты. Начали зарабатывать. Но знаешь что?

– Что?

– В какой-то момент все это перестало меня радовать. Мне нравилось играть на гитаре, но я не хотел играть в группе. – Мистер Эдвардс подался вперед и похлопал меня по колену. – Совершенно нормально оставлять то, что ты любишь, только для себя.

– Правда? – хрипло спросил я.

– Правда. Все в порядке.

И я почувствовал, что снова могу дышать.

– Спасибо.

– Не за что. Хотя мне будет тебя не хватать.

– Я все равно буду приходить к вам за чаем. Мне нравится «Роуз Сити».

Мистер Эдвардс просиял.

Он улыбался совсем как Лэндон.

– Рад это слышать. Я хотел, чтобы мой магазин был особенным местом для тех, кто любит чай. – Тут его улыбка чуть померкла. – Ты сам скажешь Лэндону или мне сказать?

Я прикусил губу.

– Лучше я сам.

– Я что-то сделал не так? – спросил Лэндон.

– Нет.

– Значит, кто-то другой?

– Нет, правда. – Я вытащил сумку из шкафчика. – Все дело во мне. Я просто больше не могу.

– Но почему?

– Сложно объяснить.

Лэндон стоял, опустив голову. Я взял его за руку и начал рисовать большим пальцем маленькие круги на тыльной стороне ладони.