Дарий

Перед походом на Лесбос Гистией навестил тирана ионийского города Фокеи — Лаодама. Для войны с лесбосцами Гистиею помимо персов были нужны союзники среди ионийских правителей. Во-первых, чтобы собрать как можно больше кораблей для переправы на Лесбос персидского войска, а во-вторых, чтобы показать всем малоазийским эллинам, что это война не одного Милета с Лесбосом, но война ионийцев с эолийцами.

Лаодам, страдавший от безделья, с большой охотой согласился участвовать в этой войне. Он мог выставить пятьсот наемных гоплитов, пятнадцать триер и более тридцати грузовых судов.

Хиосский тиран Стратис тоже пожелал присоединиться к Гистиею со своим флотом и войском. Им двигало единственное желание — разграбить все эолийские города и нарушить всякую торговлю на Лесбосе. С некоторых пор лесбосские купцы стали заметно теснить ионийских торговцев по всей Эгеиде. Корабли с зерном и соленой рыбой, идущие из Тавриды[134] через Пропонтиду[135], первым делом неизменно заходили на Лесбос. Миновать этот остров, столь удобно расположенный, двигаясь морским путем из Понта Эвксинского[136] в Эгейское море было просто невозможно. Точно так же торговые суда из греческих городов Фракийского побережья, направляясь на Восток, поначалу останавливались в гаванях Лесбоса и лишь потом двигались дальше.

С Хиоса Гистией отправился на остров Самос, рассчитывая на поддержку Силосонта, с которым у него был заключен союз гостеприимства.

Однако Силосонт встретил Гистиея неласково. Он принялся сетовать и брюзжать по поводу того: мол, хорошо Гистиею строить дерзновенные планы и объявлять войну кому бы то ни было, поскольку под его властью находится самый большой и богатый город Ионии.

— Самос тоже процветал при моем брате Поликрате и даже какое-то время процветал после его смерти, — молвил далее Силосонт. — Я же управляю наполовину обезлюдевшим городом, где из мужского населения, по милости Отаны, уцелели в основном старики и малые дети. Клянусь Зевсом, я до конца дней своих не забуду того, как персы умеют держать данное слово!

И помогать Гистиею Силосонт отказался наотрез.

— А если я верну всех самосцев, проданных персами в рабство, обратно на Самос, тогда станешь ли ты моим союзником если не в войне с лесбосцами, то в какой-нибудь другой войне? — спросил, хитро прищурясь, Гистией.

— Я не верю, что такое может быть, — проворчал Силосонт.

— И все-таки ответь мне, — настаивал Гистией. — Поверь, друг мой, я смогу наказать Отану за его злодеяние на Самосе и заодно разыщу всех самосцев, мыкающихся в рабстве.

Силосонт внимательно посмотрел в глаза Гистиею, стараясь понять, откуда он понабрался такой самоуверенности.

— Если ты сделаешь то, что обещаешь, тогда мой флот присоединится к твоему против любого недруга, — и Силосонт сделал жест, принятый у эллинов, когда они призывали богов в свидетели.

Прошел месяц.

За это время в северо-восточной Эгеиде произошли бурные и трагические события.

Персидское войско, переправившись на Лесбос на ионийских кораблях, после нескольких упорных битв и штурмов захватило все города на острове. Эолийцы, не пожелавшие покоряться персам, во множестве бежали вместе с женами и детьми на острова Лемнос и Эвбею.

Ионийцы, предводительствуемые Гистиеем, преследуя несчастных эолийцев, ворвались на Лемнос и завоевали этот остров. Гистией был готов воевать и дальше. Он собирался напасть на соседний с Лемносом остров Имброс и даже готовился к морскому походу на Эвбею, остров огромный и многолюдный, вдобавок расположенный у самых берегов Эллады.

Но Артафрен охладил воинственный пыл Гистиея, напрямик сказав ему, что Дарий повелел им завоевать лишь остров Лесбос. Разместив гарнизоны на Лесбосе, Артафрен перевез персидское войско обратно на малоазийскую землю.

Поняв, что спорить с Артафреном бесполезно, ибо лидийский сатрап не выносил моря и кораблей, Гистией послал Дарию длинное письмо с жалобами на Артафрена. С присущей ему изворотливостью он якобы ратовал за расширение Персидского царства, чтобы Дарию покорились все острова Эгейского моря. Артафрена же Гистией обрисовал Дарию как человека недальновидного, по молодости лет не сознающего, насколько важны для державы Ахеменидов морские завоевания, коль уж она расширилась до берегов Эгеиды и Понта Эвксинского.

Умный Артафрен, предвидевший подобный ход Гистиея, тоже отправил к Дарию гонца с письмом, в котором всячески хулил эллина, называя того хитрым честолюбцем, испорченным алчностью.

«Если Гистией и печется о каком-то благе, то прежде всего о своем собственном, но никак не о благе персидского царя, — писал Артафрен. — Гистией желал бы стать правителем острова Лесбос, поскольку союз эолийских городов — гораздо большая сила, чем Милет. Гистией называет себя другом персидского царя и пользуется этой дружбой, чтобы с помощью персидского войска завоевать для себя какой-нибудь богатый остров в Эгейском море. Самое лучшее, по-моему, это чтобы Гистией и носа не показывал из своего Милета. А о расширении Персидской державы могут позаботиться и сами персы».