Дарим тебе дыхание: Рассказы о жизни рядом со старцем Наумом

Ждали они с мужем, ждали — мухи не улетают, и решили: «Пусть эти фанатики молятся, а у нас время — деньги», — и Людмила отправилась в магазин за аэрозолем. Купила красный флакон и ночью забралась на леса. Только взяла его в руки, как кнопка, на которую надо нажимать, тут же отвалилась. «Вот, — думает, — как без благословения-то дела делать», — и тут она увидела птичку, невиданную птичку под потолком, не очень-то большая, и такой же у нее, размером с нее, клювик. И птичка эта на глазах у Людмилы, быстро-быстро, как сканер, склевала всех мух на потолке по порядку. И исчезла так же непонятно, как появилась.

Через несколько лет пришлось нам еще раз служить этот же молебен, то ли кроты напали, то ли мыши. И я впервые внимательно выслушала молитву, которую священник в конце молебна всегда читает. А там такие слова: «Заклинаю вас, прузи и гусеницы, именем Пресвятой Троицы, — дальше идет перечисление святых, которые призываются на помощь, и в конце: —…изыдите из места сего, а аще не послушаете мене, нашлю на вы птицы небесные, да исклюют вы». Такая история.

Понимать церковнославянский отец Алексей научил меня за пятнадцать минут. Просто заставил читать Псалтирь на славянском, те псалмы, которые уже были знакомы. Но вот церковный устав мне никак не давался. Мы стояли на клиросе с Моисеем: два взрослых человека с высшим образованием, и ничего не понимали, служили наощупь, батюшке все время приходилось выбегать из алтаря и втолковывать нам наши следующие действия, сколько мы в состоянии были уразуметь. Особенно канон мне был непонятен, просто тайна какая-то, загадочные такие церковные книги.

«Ну что тут сложного, вот стоит рядом с вами Фаина с четырьмя классами образования, и ей не надо ничего объяснять, а вам… все безполезно. Удивительно!»

Мне и самой было удивительно, но это продолжалось несколько лет, я уже потеряла всякую надежду разобраться в этой премудрости, как однажды, на службе в храме Пимена Великого на Новослободской, в один момент как будто пелена спала с глаз, как шторку спустили, и в уме мгновенно сложилась схема построения службы, взаимосвязь между книгами, все то, что так долго было мне недоступно.

Моисея в Сербилово батюшка приютил, когда его выгнала из дома любимая жена Лида: «Жить с выкрестом? Ни за что! Иди куда хочешь!»

Все было как у людей, Боря закончил институт культуры и честно зарабатывал на хлеб жене и дочери, читая лекции по эстетике в разных учебных заведениях, а когда денег совсем не хватало, подрабатывал в ЦПКО, изображал вторую голову дракона. Когда и этих денег стало не хватать, он выучился на экскурсовода и стал возить экскурсии в Тарусу, там узнал о существовании Оптиной пустыни, вник в это дело и крестился вскоре в Балабаново у последнего оптинского старца Амвросия.

В Калуге он познакомился с Марией Семеновной Добромысловой и Надеждой Александровной Павлович, у которой тогда по благословению нашего старца, отца Наума, литературным секретарем и был будущий отец Алексей.

Тогда он как раз расстался с работой в трех московских музеях подряд, сжег семь сборников своих стихов и пошел в псаломщики на Таганку, на Болгарское подворье. А в перерывах между службами помогал Надежде Александровне разбирать архивы и составлял с ней сборник ее стихов.

Надежду Александровну называли митрополитом в юбке. В застойные годы она печатала в церковных журналах богословские статьи под мужскими псевдонимами, и об этом догадывались только самые близкие ее друзья. А в юности она была последней подругой Блока, и после его смерти — я читала когда-то об этом в старом номере альманаха «Прометей» — она три дня просидела около его гроба, и каждый день менялось его лицо. Первый день он был неузнаваем, на второй день стал как две капли воды похож на своего друга, издателя Алянского, а на третий день стал таким, каким мы все помним благодаря снятой с него посмертной маске.

Потом она не знала, как дальше жить, пришли ее друзья и посоветовали ей поехать в Оптину, записать, что увидит, потому как ясно было, что скоро ничего не будет. Дали ей денег на дорогу. В Оптиной она встретила старца Нектария и так была потрясена его личностью, что осталась у его ног до конца. А он из этой 25-летней светской поэтессы вылепил православного человека (об этом подробно можно прочитать в не раз теперь изданных прекрасных воспоминаниях митрополита Вениамина Федченкова «Божии люди»). Надежда Александровна и спасла отца Нектария от каторги и смерти. Когда закрыли Оптину и погнали всех по этапу, старца оставили на Калужской земле, в глуши, в деревне Холмищи, куда все-таки к нему могли добраться его духовные чада. Старец так и сказал: «За то, что ты спасла мне жизнь, ты будешь со мной в Раю». Спасти батюшку помогла ей ее биография — в Питере она была секретарем Надежды Константиновны Крупской.