Дарим тебе дыхание: Рассказы о жизни рядом со старцем Наумом

— Только сразу предупреждаю, что с дровами у нас плохо, и если вы согласны потерпеть неудобства, то, пожалуйста, живите, если не боитесь холода. За стеной живет монахиня, она топит через день, это будет как-то греть вашу комнату. Если начнутся сильные морозы, приходите за дровами.

«Сколько же это может стоить?» — в отчаянии подумала я, а когда спросила, услышала в ответ неожиданное: «Рубль в день». Я сразу же отдала хозяйке деньги за месяц и стала привыкать к новой жизни. По утрам вода в тазу покрывалась льдом, ряженка на окне замерзала, спать приходилось в шубе и валенках, но это было счастье.

В тяжеленном чемодане у меня много чего лежало: «Агни-йога» — эту книжку мне давно принесли, и все не было времени в нее заглянуть; четыре тома Симеона Нового Богослова — четыре, потому что это были сложенные вдвое ксероксные страницы; томик Пастернака; краски, карандаши, альбом для рисования и маленькое старинное Евангелие, которое я тоже собралась впервые прочитать; мне его дала на время поездки моя подруга Светлана, так оно потом и осталось у меня.

На следующее утро я отправилась в монастырь, заглянула в книжный киоск возле входа и увидела невероятное по тем временам: на полке стояла книга в черной обложке с надписью «Православный молитвослов».

— Сколько он стоит?

— Тридцать.

— Тридцать копеек?

А книги тогда в магазинах так и стоили. — Ну что Вы, тридцать рублей. Я уже пошла было дальше, как вдруг совершенно незнакомая женщина остановила меня:

— Не думайте ни о чем, покупайте, Вы же больше нигде этого не найдете.

— Это невозможно, я же не могу жить месяц без денег.

— Ничего, проживете, сейчас пост.

Тут я отчетливо поняла, что здесь нужно слушаться, и пошла за деньгами в свой флигель в Партизанском переулке. Вернувшись через полчаса, с удивлением увидела, что женщина эта все еще стоит возле киоска:

— А я книгу для Вас караулю, она ведь одна.

Так у меня и оказалось все необходимое — тишина, уединение, храм, молитвослов с Евангелием и Симеоном Новым Богословом, холод и голод (денег хватало только на пару стаканов геркулесовой каши в день, я ее заваривала кипятком). Правда, голода я там совсем не чувствовала, мне ничего есть и не хотелось. Съела как-то раз пряник и сразу поняла — лишнее. А в «Агни-йогу» так ни разу и не заглянула.

В прихожей стояла тумбочка, на ней электрическая плитка, старик-сосед каждый день что-то варил, помешивая, в банке из-под селедки: «Это каша-чай. Придет время, и ты будешь себе вот так кашу-чай варить».

И я стала каждый день ходить на службы в монастырь. Особенно мне понравилось песнопение «Свете Тихий», и я все пыталась его услышать и утром, и вечером, ведь совсем не понимала богослужения. Открыла молитвослов: «Утренние молитвы» — значит, будем читать их по утрам. «На сон грядущим» — значит, перед сном. Появились какие-то люди, какие-то книжки; в одной, совсем простенькой, «Яко с нами Бог», прочитала, как строить жизнь по-православному, иногда гуляла по улицам и рисовала зимние печорские пейзажи, какие-то стихи там появились, вот эти, например:

Из теплого земного дома
В прозрачный и летучий дом,
Где поле как бы невесомо
И весь поселок невесом,
Где небо пепельного цвета
И слышно, если не дышать,
Когда из тишины и света
На свет рождается душа.

Выучила наизусть утренние молитвы, почему-то все время хотелось читать «Богородицу», она сама звучала внутри, и это мне так странно было.

В то утро я пришла на раннюю службу и вдруг почувствовала, что мне плохо. Из меня как облако вытекала жизнь. Вокруг было полным-полно бесноватых, они лежали всюду, кто лаял, кто кукарекал, прихлебывая крещенскую воду, чтобы не очень шуметь, все к этому привыкли, и если бы я тоже легла на пол, никто не обратил бы на меня внимания; «только потом все выйдут, кроме меня», — подумала я и стала пробираться к выходу, пока еще оставались какие-то исчезающие силы. Помню, когда я оказалась у дверей, услышала из алтаря: «Оглашенные, изыдите из храма, да никто из оглашенных…», поднялась по дорожке и потеряла сознание. Когда пришла в себя, увидела, что упала на выходе из монастыря, как раз среди нищих, и мне уже протягивают денежку. «Да ничего не надо, помогите мне подняться, пожалуйста», — и я пошла домой, в Партизанский переулок. Посмотрела на себя в зеркало — лицо белее белого, легла в кровать и открыла наугад Симеона Нового Богослова. Никогда не забуду, на каких словах открылась тогда книга: «Если какой человек, крестившийся во взрослом возрасте по здравому размышлению, будет после крещения продолжать греховную жизнь, то ему, чтобы Бог его простил, нужно пролить столько слез, сколько было в купели, в которой его крестили, а до тех пор он должен выходить из храма на словах “Оглашенные, изыдите…”, стоять в парфике (в притворе) и думать о грехах своих…»