Дарим тебе дыхание: Рассказы о жизни рядом со старцем Наумом

…То есть срочно нужно было куда-нибудь уехать, немедленно остаться одной и разобраться, что происходит. Нашла дачу в Фирсановке. Хозяйка сарайчика — дорога на станцию через распаханное поле, но на это есть резиновые сапоги — обозначила возможности моего деревенского уединения: жить будешь здесь от Пасхи до Покрова. Но надо было как-то еще дожить до Пасхи, и я стала расспрашивать своих знакомых, не знают ли они какого-нибудь места, куда можно было бы уехать в феврале. «А ты поезжай в Печоры, — посоветовала мне Сонечка, — мы там прошлой зимой с моим другом чудно провели время. Я тебе дам адрес — мы жили у одного деда, он всех принимает, а если что, в самом центре — дешевая гостиница. Лыжи возьми, мы там катались в лесу, такая красота. Там еще монастырь есть, заодно на монахов посмотришь».

Купила в «Детском мире» валенки, увязала лыжи. Одна ночь на поезде до Пскова, и вскоре я уже вышла из автобуса в Псковских Печорах. Помню, меня сразу буквально оглушила нереальная, именно звенящая тишина. И первая мысль была, что вот лыжи-то мне здесь точно не понадобятся, и я несла их неуклюже в левой руке за спиной — вроде они и не мои. Нашла тот дом, о котором говорила Сонечка, но каким-то обострившимся внутренним зрением сразу увидела, что и не зайду туда, — грязь. Добрела до гостиницы, оказалось, что за год она подорожала, да так, что моих отпускных хватит здесь всего на десять дней. Номер дали только на три дня — потом кто-то важный приедет, а тут еще по коридору прокатила пьяная компания с гитарами, и мне стало ясно, что приехала зря, ничего не получится, ни тишины, ни уединения, села на свою гостиничную кровать и заплакала.

Открылась дверь, зашла горничная, удивленно посмотрела на меня.

— А почему Вы плачете?

— Да вот, хотелось побыть одной, подумать о жизни, и все напрасно: номер дали на три дня, денег хватает всего лишь на десять, шум, как в Москве, все безсмысленно и глупо.

— Я договорюсь, Вас оставят на десять дней, это нетрудно. Но я бы Вам посоветовала поискать себе в Печорах комнату; кстати, скоро пост начинается, зайдете ко мне, я Вам дам капусту-картошку-огурцы. Меня зовут Ольга, найдете здесь.

Какой пост, какая еще капуста! И я отправилась искать себе пристанище. Мало того, что ни один дом мне не нравился — каждый словно оживал и отпугивал своим выражением лица, и всюду люди — по несколько человек в каждой комнате. Вскоре мне объяснили, что я ищу невозможного, никто меня одну нигде не поселит, здесь очень дорогие дрова, верующие приезжают в монастырь на службы, и им все равно, сколько человек в комнате: они туда приходят только переночевать.

«А ты, деточка, поди в церковь-то да помолись, тебе Господь и пошлет», — посоветовал мне встречный дедушка, словно сошедший с картины Нестерова, и я отправилась в монастырь. Вошла в храм, и тут же какая-то бабуля заехала мне клюкой по ногам: «Ты куда в штанах пришла!» Меня удивило только то, что я совсем не рассердилась на нее, а как-то сразу поняла, что нужно переодеться. Слава Богу, юбка у меня с собой была, длинная, клетчатая, кирпичного цвета, с разрезом, но его не было видно под шубой. В таком наряде я там и ходила. И еще в черном Людочкином растянутом свитере до колен.

Я снова отправилась на поиски уединенного жилища. И тут увидела дом и сразу его узнала. Он был старинный, деревянный, с двумя одинаковыми флигелями — крыльями — по сторонам и словно летел над обрывом, над которым едва держался. За ним открывался совершенно брейгелевский пейзаж — только вместо катка внизу была долина, лес, источник и маленькие человеческие фигурки. «Здесь все занято, а хозяйки сейчас нет». Я с горя завернула за угол, прислонилась к дому над самым обрывом и с птичьего полета долго рассматривала черно-белую зимнюю картину внизу. Потом еще побродила вокруг, ничего не нашла и почему-то вернулась в этот летящий дом, где для меня не было места. «Тут, знаете, есть одна комната без двери при кухне, на втором этаже, только хозяйка еще не пришла», — и я поднялась наверх. На кухне жарили ужасную рыбу, и стало ясно, что в этой комнате жить не получится.

Я еще походила по печорским переулкам и, решив смириться с невыносимым запахом, в третий раз вернулась в этот дом, поднялась наверх. Рыбу все еще жарили, нет, я все-таки переоценила свои возможности и уже собралась уходить, как появилась хозяйка.

— Не скажете ли Вы, тут рядом нет ли чего-нибудь похожего на Ваш дом, где бы я могла остаться одна?

— А зачем Вам? Здесь никто так не живет.

— Понимаете, мне очень нужно подумать, разобраться в себе.

— А Вы мне понравились, пойдемте.

И она открыла флигель — две просторных комнаты, никакой мебели, кроме нескольких железных кроватей, белая печка-голландка, икона Спасителя в углу и вид из окна на брейгелевский пейзаж.

«…Посреди комнаты — огромная
изразцовая печка,
На каждом изразце — картинка:
Роза — сердце— корабль.
А в единственном окне —
Снег, снег, снег».