Дарим тебе дыхание: Рассказы о жизни рядом со старцем Наумом

И электричество его друзья подключили нам безплатно, так что теперь на полдеревни хватит.

А на кладбище в Лисицах на месте прежнего, снесенного до основания Крестовоздвиженского храма теперь построена маленькая деревянная церковь, и после первой Литургии панихиду мы служили на могиле у Сергея Борисовича, а он радостно смотрел на нас из-под креста своего гранитного памятника.

Отец Фёдор

Мне тогда казалось, что всё, что благословляет Батюшка, на Небе уже решено без нашего труда — столько всего невероятного случалось после каждого приезда к нему в Лавру. Немало времени прошло, пока я стала соображать, что «кротки как голуби» не зря поставлено рядом с «мудри как змеи», что это не только к Батюшке относится. Вот я все и испортила, когда Батюшка отправил меня обойти московские психушки и найти врача, в отделении у которой лежал отец Федор, и спросить, не хочет ли она принять Православие.

Это было в самом начале восьмидесятых. Психушки-то я обошла, познакомилась с этой стороной жизни человечества. И даже в одной из них нашла врача, за которую молился Батюшка, надеясь, что я смогу так поговорить с ней, что душа отзовется на Божий призыв. И какой результат? Я спросила «в лоб», не хочет ли она креститься. На меня посмотрели как на пациента этой больницы и вежливо попрощались.

— Что? Вот так прямо и спросила?

Но ничего уже было не поправить. Этот горький урок остался на всю жизнь — дело из-за моей глупости было погублено совершенно. А Батюшка хотел помочь человеку, который помог, по крайней мере не навредил, отцу Федору…

«И вот однажды, — рассказывает Алексей, один из Батюшкиных келейников, — Батюшка спускается в шесть утра во двор со своего третьего этажа Варваринского корпуса и во весь голос кричит: “Алексей! Алексей!”

Я стоял в это время у проходной, увидел Батюшку издалека, подбежал к нему.

— Пойдем к отцу Федору сейчас.

Может, Батюшке и не говорили, что его привезли в Лавру, — Господь открыл ему, что отец Федор здесь… Мы пошли. Прием в это утро Батюшка отменил. Поднимаемся высоко по лестнице — я там ни разу не был, в этом корпусе, заходим в келью. Что я увидел — изможденный старик, весь иссохший, лежит на кровати прикрытый простыней. Рядом сидит послушник. Батюшка на все это посмотрел, ему как-то не по себе стало, он подходит, встает на колени перед этим старцем и прямо во весь голос говорит: “Отец Федор! Отец Федор! Это я, твой недостойный послушник Наум, пришел, помнишь меня? Ты же мне тогда корзины давал с просфорами носить, я носил. Помнишь? Вот ты отойдешь скоро, ты увидишь Лавру с Небес, ты увидишь всех нас, ты будешь с Преподобным вместе, ты нас будешь видеть, — и Батюшка заплакал; я первый раз видел, что Батюшка плачет. И громко так говорил, я никогда не слышал. Потом он на коленях постоял еще какое-то время в тишине, поднялся, помогли ему встать, взял епитрахиль, исповедовал его. Отец Федор хотя и открывал глаза, но уже не мог ничего сказать, и Батюшка еле слышно отвечал за него: “Да, да”, — не спеша. Прочитал разрешительную молитву, чтобы его причастили. Батюшка перекрестил его: “Прости меня. С Богом”. И потом мы с Батюшкой пошли. Батюшка мне говорит: “Может, он еще поживет? Надо ему туда сок принести, убраться”. И ночью отец Федор умер, 18 июня 2012 года.

Так умирал старец архимандрит Федор (Андрющенко). Прозорливый был, он еще, говорят, юродствовал, ворон гонял. Его не все понимали. Высокой духовной жизни был отец Федор. Он сейчас в Деулино похоронен. Разрешительную молитву на отпевании Батюшка читал».

«Еще помню, — сказал Алексей, — один раз Батюшка шел в храм, мы его с двух сторон держали за руки, а он и говорит: “Если бы вы так держали людей, как меня сейчас, было бы больше пользы в мире”».

Дарим тебе дыхание

Она появилась у нас в Екатерининском Тверском монастыре в девяносто седьмом, не вспомню точно время года…

Вера пришла к нам с тремя детьми и попросила их пристроить. Рассказала, что работала на стройке без респиратора и зацементировала себе легкие. Врачи оставили ей три месяца жизни — операция была невозможна: легкие под ножом не резались бы, а крошились.

Сына определили в Звенигород, девочек мы забрали на Оршу, а Веру через несколько дней я повезла в Лавру, к нашему Батюшке архимандриту Науму.

Тогда он еще принимал нас сразу по несколько человек, и много можно было там услышать ценного — Батюшка умел так выстраивать беседы, что пользу получал каждый, кто был в тот момент рядом с ним. Это потом кто-то пожаловался, что приходится исповедоваться при народе, и всё закончилось. С тех пор мы заходили по одному, редко вдвоем-втроем, если только вместе приехали или связаны общим послушанием.

А ведь я прекрасно помню, никогда не бывало такого, чтобы кто-нибудь услышал тайну другого человека. Или в нужный момент начинался неожиданный шум — кто-то станет пакетами шуршать, или отключалось внимание, а когда включалось снова, уже все тайное было сказано. Или уж, если очень было нужно, Батюшка просил всех выйти, оставляя у себя человека одного на покаяние.