Дарим тебе дыхание: Рассказы о жизни рядом со старцем Наумом

Купить для нее гроб мы уже никак не успевали. Вот и пригодился мой изрядно поношенный пасхальный гроб — такой же простой, как Батюшкин, только красный, а не белый. Его принесли к бабушкиному дому и положили туда мать Савватию. Потертые края прикрыли красивыми белыми и розовыми цветами, и получилось все как надо. Гроб поставили в Савватьевской маленькой церкви, дочки и внучки мать Савватии с монастырскими сестрами читали там Псалтирь. Под утро совсем выдохлись после всех событий дня и оставили ее одну до службы, с Ангелами. А ведь точно с Ангелами! Потому что в шесть утра мать Надежда вышла на балкон, с которого как на ладони видна Савватьевская церковь, и услышала, что внизу поют панихиду, — пение сестер и возгласы священника. Она спустилась со второго этажа, зашла в церковь — а там никого. Батюшка еще не приехал, а сестры только просыпаются на службу.

Владыка разослал циркулярные письма с распоряжением поминать мать Савватию во всех монастырях епархии. Таких почестей еще никто из наших усопших сестер не удостаивался.

Лет, наверное, пятнадцать мы всё пишем и пишем в разные инстанции с просьбой вернуть нам из Тверского музея нашу древнюю Феодоровскую икону, которую, по преданию, привез из Костромы настоятель нашего монастыря архимандрит Иосиф, — ему доверили подписывать от всей Тверской земли Уложенную грамоту на избрание царя Михаила Федоровича Романова в 1613 году. Уже огромная папка накопилась с нашими письмами и ответами на них. И вот очередное совещание, все как всегда, никто не хочет, чтобы икона покидала Тверь: «Задача не имеет решения».

— Если задача не имеет решения, значит, — говорю, — надо менять условия задачи.

И тут меня осенило, что за эти годы действительно поменялись условия задачи — ведь у нас теперь появилась часовня Иоанна Кронштадтского в центре города, которая раньше была именно Федоровской!

— Вот это совсем другое дело!

А ведь и наш детский центр назван в честь Иоанна Кронштадтского. Значит, часовня теперь будет Иоанно-Феодоровской. Вот Иоанн Кронштадтский и помогает нам вместе с Пресвятой Богородицей.

А недавно мы, монахини, стали семейными людьми — монастырь приняли в Иоанновскую семью, и даже пригласили меня в замечательную поездку — железнодорожный Крестный ход из Санкт-Петербурга в Суру, на родину Иоанна Кронштадтского, к двадцатипятилетию его прославления. Целый поезд полностью состоял из паломников со всего мира — протоиерей Николай Беляев, духовник Иоанновского монастыря в Санкт-Петербурге, объединил в Иоанновскую семью почти все монастыри, храмы, детские приюты и богадельни, посвященные Иоанну Кронштадтскому. Наша часовня тоже оказалась в этом списке. А мне так захотелось, чтобы со мной поехали мои подруги — игумении Иулиания и Варвара. И отправились мы с разрешения отца Николая в это путешествие втроем. Оказались в удобном купе, три игумении тверских монастырей, и сразу услышали по радио, что в нашем поезде есть церковь, и там будут непрестанно служиться молебны, и по радио нам объявят, пассажиры какого вагона должны идти на очередной молебен. Оказалось, что Святейший разрешил прицепить к нашему составу свою передвижную церковь-вагон, с алтарем и прекрасными иконами. Пришлось нам сидеть в полном облачении с утра до вечера и ждать своей очереди идти через весь поезд на молитву.

Вот идем мы по составу, несколько купированных вагонов, а дальше плацкартные, и сидят там в духоте и тесноте пожилые священники, из Ирана, из Америки, из двадцати двух стран. Счастливые — они в России! За плечами у каждого из них огромная работа, иногда в нечеловеческих условиях. Вот в нашем вагоне через купе ехал отец Джон из Пакистана. Пока он путешествовал, сожгли заживо двух его прихожан, просто за то, что они православные. А батюшка из Ирана — у него там богадельня для умирающих стариков из русской эмиграции. Никаких средств, полная нищета. Старый пластиковый ящик с лекарствами, которые пожертвовал единственный благодетель, — вот и все богатство.

А мы втроем в купе на одну маленькую часовню, которую вообще-то отец Павел восстановил, а мы в готовом виде получили. Да… Но назад дороги нет, едем дальше. По пути на всех больших полустанках выстраиваемся на привокзальной площади с иконами-хоругвями — двести пятьдесят священников, шесть архиереев во главе с митрополитом Сергием Барнаульским и Алтайским и человек двести паломников — и поем молебны. Наверное, жители этих городов и поселков никогда такого не видели.

Остановка в Плисецкой — вот не думала, что когда-нибудь здесь побываю. Это было место постоянных командировок моего отца.