Дарим тебе дыхание: Рассказы о жизни рядом со старцем Наумом

И вот едем мы домой в этом уютном купе и не знаем, как оправдать этот комфорт и расходы на нас троих, — поездка-то безплатная, наша маленькая часовня на это не тянет. И тут в нашем вагоне оказывается отец Николай. Мы его пригласили к себе, а он неожиданно согласился; разговорились, и батюшка рассказал, что готовится фильм об этой поездке, а у него большая скорбь — никто не снял исторический момент вручения им иконы Святейшему Патриарху. Все спустились вниз с лестницы, надо было сверху снимать, а там уже никого не было. «А матушка-то все сняла», — говорим. Как же он обрадовался: и качество-то какое! и увеличить можно! и все детально и четко. На следующий день в Питере нас сразу нашла режиссер фильма, мы передали ей отснятые кадры и поняли, что наше путешествие втроем на одну маленькую часовню теперь оправдано вполне.

Аще не крещен

Диагноз поставили сразу — корь. У взрослых людей эта болезнь протекает очень тяжело. Именно так — сплошняком багровая сыпь по всему телу и температура под сорок. Но ведь прошло уже две недели, а температура все не сбивается даже антибиотиками. Давайте-ка сдадим кровь на анализ.

Никакая это не корь и не краснуха, может, вообще, острый лейкоз. Все показатели зашкаливают, и завтра утром нашу Анечку отвезут в больницу, сначала направят в инфекционную, там посмотрят и скажут: «Это не наша больная», — и переведут в областную, в гематологию, а пока Анечку пособоровали и в который раз причастили. Но человек-то тает на глазах, и врачи разводят руками — похоже, дело совсем плохо. Ну что же, нам никто не обещал длинной и безпечальной жизни, для Бога что двадцать пять лет, что восемьдесят… Наверное, надо ее срочно постригать в мантию, никто не знает, сколько еще осталось, может, уже совсем ничего.

Наступил следующий день — 7 декабря, память великомученицы Екатерины, главный престольный праздник тверского Екатерининского монастыря. Мы, как обычно в этот день, приехали с сестрами в Тверь на архиерейскую службу. На улице мороз, но все-таки Владыка в последний момент благословляет нас пройти вокруг храма крестным ходом с мощами великомученицы Екатерины. Все уже ушли с иконами и хоругвями, с громким пением тропаря, а Владыка все не может отделить от тумбочки ковчег с мощами — прикручен намертво, вот и оказалась у меня возможность, пока я рядом безпомощно стояла, взять благословение на Анечкин постриг.

Через два часа архимандрит Сергий уже был на Орше, а там всё приготовили для пострига, просто чудом: накануне я была в Лавре, дай, думаю, куплю мантии для бабушек. Ну, куплю еще две на всякий случай. А продавщицы предлагают — возьмите еще белые постригальные рубахи. Зачем, думаю, неужели мы не сошьем? Но купила — надо слушаться. А вот, говорят, у нас есть параманы с пришитыми ленточками. Да что ж мы, думаю, сами ленточки не пришьем? И тоже покупаю — за послушание. А ведь не успели бы ни ленточки пришить, ни рубашку сшить. Вот ведь как получилось.

Имя Анечке дали, конечно, Екатерина. Потом мама сказала по телефону, что вся Анечкина жизнь прошла под водительством великомученицы Екатерины, она и в Луге, когда училась в университете, ходила в Екатерининский храм и пела там на клиросе. И любимую подружку ее звали Катей, и она очень хотела ей во всем подражать, и даже упрекала маму: «Почему ты не назвала меня Екатериной?»

Утром мы отвезли нашу новую монахиню в областную больницу, теперь уж будь что будет, Бог даст, поправится.

Потом мы узнали, что Анечка перед болезнью очень соскучилась по своей покойной бабушке и захотела к ней, и стала молиться, чтобы умереть и рядом с ней оказаться. А бабушка — наша оршинская монахиня мать Иоанна — пострижена была в честь святого Иоанна Шанхайского.

Накануне праздника я вспомнила, что иподиакон Вадим привез в Тверь подаренное из Америки облачение со святых мощей Иоанна Шанхайского. Я попросила у него что-нибудь для Анечки, а он привез нам на время все, что у него было. Вот и получилось, что две ночи Анечка наша пролежала под покровом и епитрахилью святителя.

В тот же день мать Тихона рассказала мне свой сон. Она на вокзале с сестрами. Серый такой вокзал. И тут появляется Анечка — мать Екатерина в такой прекрасной одежде, как у блаженной Матроны на иконе в Сретенском монастыре: сплошные цветы, и лицо у нее неземное. Мама ее уговаривает куда-то уехать, а она вся там, ничего не слышит.

Анечка в больнице, но ей совсем не лучше, температура не снижается, багровая сыпь не исчезает. И хуже всего то, что лечат ее наугад — вторую неделю врачи не могут поставить диагноз. Иммунологи сделали свой анализ крови — реакция на красную волчанку положительная. А в больнице этот диагноз не принимают и свой не ставят. Тогда мы срочно вызвали из Ставрополья Анечкину маму и поехали с ней наконец в Лавру к нашему Батюшке, архимандриту Науму. А он выслушал нас и вдруг спрашивает:

— А как ее крестили? Вспоминайте.

— А кое-как, — отвечает мама, — покропили водичкой в общей массе около купели, сунули голову в воду и все.