Дарёному коню в зубы не смотрят (ЛП)

Руки Малфоя безвольно висят по бокам, распластавшись на краю стола, как будто он к чему-то готовится. Его глаза мечутся, пытаясь что-то найти в её взгляде, остальная часть его лица остаётся тщательно пустой. Она не умеет носить маски, как он. Она уверена, что он видит всё на её лице. Всё, о чём она думает. Он, наверное, лучше её знает, что она чувствует в этот момент.

В отчаянии её разум борется за слова. Что угодно — что угодно, что можно было бы использовать в качестве ответа, — но она приходит с пустыми руками. Она не может заговорить.

Нет, всё, что она может сделать, это ещё один микрошаг вперёд и поднять дрожащую ладонь, мягко прикасаясь к его щеке. Выражение лица Малфоя мерцает, тонкая смена между неуверенностью и облегчением, когда он смотрит ей в глаза.

— Что? — спрашивает он почти шёпотом. Хмурит брови. — Что… почему ты плачешь?

Так ли это? Она этого не осознаёт. Но теперь, когда он упоминает об этом, чувствует, как по её лицу медленно текут тёплые слёзы. Но это не имеет значения. Слова, наконец, находятся.

— …Это… как ты меня видишь?

Он, кажется, только пожимает плечами — движение настолько невинное и мальчишеское, что новая волна слёз заливает ей глаза. Она вытирает их свободной рукой.

—Почему… почему ты не сказал мне? — её голос такой надрывный. Но она едва осознаёт себя, чтобы беспокоиться.

Малфой опускает глаза — отводит взгляд, смотрит себе под ноги. Она сильнее прижимает ладони к его щекам, притягивая их к себе. Он на мгновение прикусывает губу, прежде чем заставить себя признаться, и в его взгляде появляется стыд.

— Я подумал, что ты растопчешь и смешаешь с грязью…

При этих словах она издаёт какой-то звук. Может быть тихий, кроткий вздох, она не уверенна. Никогда не узнает, потому что в следующее мгновение она сокращает расстояние. Её губы касаются его губ, нежно и застенчиво и настолько осторожно, чтобы не испортить это. Она отказывается делать что-либо — даже самое незначительное — лишь бы не разрушить.

Малфой медленно просыпается. Двигается так же сонно и томно, даже немного растерянно, его руки отрываются от края стола и тянутся, чтобы легко провести по её бедрам. Его рот приоткрывается, прежде чем сомкнуться на её нижней губе. Пробует её. Осторожно. Как будто он не уверен, что ему это позволено.

— Ты можешь поцеловать меня в ответ, — не задумываясь, шепчет она.

Малфой замирает, пальцы спотыкаются на её талии.

— Я бы хотела, чтобы ты это сделал, — поправляется она, преследуя его губы, прежде чем он успеет отступить, позволяя своему языку скользить по их мягкой выпуклости, и говорит в них. — Я хочу, чтобы ты… поцеловал меня.

Сейчас она уверена, что это правда. И это то, что нужно, чтобы вернуть его к жизни.

Его пальцы расслабляются, прижимаются к рёбрам, бёдрам, очерчивают ноги. Поглаживают. Хватают. Его губы снова приоткрываются, только теперь он захватывает её зубами. Языком. Со стоном, таким сдержанным и отчаянным, как будто он подавлял его годами.

Она прижимается к нему, становясь менее твердой — менее уверенной в чём-либо, кроме давления его тела на её и тепла его дыхания на её шее, когда он прокладывает путь вниз по её горлу.

Кто-то запирает дверь кабинета. Это могла быть она или он — она не помнит. Она знает это как взаимное общее решение. Как будто они договариваются в одно и то же мгновение схватиться за руки и спрыгнуть с карниза.

— Я могу? — он дышит, прижимаясь к ней, а его пальцы скользят под подол юбки.

— Да.

— А так? — спрашивает он мгновение спустя, гладя подушечкой большого пальца по кружеву её нижнего белья.

— Да.

—Хорошо? — спрашивает он, когда его пальцы проскальзывают в неё, один за другим, наблюдая как её тело дёрнулось, голова упала ему на плечо, а губы нащупали жилку чуть выше ключицы.

— Да. — только шипение дыхания — едва слышное. Её рот занят. Он перестаёт спрашивать, но она всё равно повторяет:

— Да — да — да, — каждую секунду. Задыхается и сдавленно всхлипывает в его грудь, пока он медленно погружается в неё своими пальцами. Так медленно. С терпением, нежностью и безраздельным вниманием. Она никогда не думала, он так может.

Его плечи кажутся такими надёжными под её руками, надёжными и поддерживающими, когда она чуть не падает с края в первый раз. Она стонет куда-то в него от боли, потому что это больно. И тяжело. Дело не в том, что он крепко схватил её, и не в том, что к ней не прикасались месяцами. Нет, больнее всего поддаваться. Терять контроль. Разрешить подвесить себя над бездной и верить, что он не позволит ей упасть и разбиться насмерть сразу же после этого.

Она действительно падает, но в буквальном смысле — и он вместе с ней, на пол — и нежный цикл начинается снова.

— Я могу? — спрашивает он, находя молнию на юбке своими пальцами, которые только что вытащил из неё и тщательно вылизал. Она понятия не имеет, как сильно покраснела.

— Да.

— А это? — спрашивает он, возясь с пряжкой собственного ремня.

— Пожалуйста, — она помогает ему вытащить его из петель на брюках.