Дарёному коню в зубы не смотрят (ЛП)

— Схватить что?

— Вон ту чашу. Омут памяти. Принеси его мне.

В любой другой ситуации она могла бы взбелениться от того, что он указывает ей. А сейчас она настолько сбита с толку, неуверенна и растеряна, что делает это без вопросов.

Гермиона пододвигает омут к Малфою, пока тот не становится на середине стола, между ними. Он быстро делает это, как будто если остановится и подумает, то потеряет решимость.

Гермиона заворожённо наблюдает, как он отодвигает палочку от виска, а за ней тянется тонкий светящийся обрывок воспоминания. Бросает его в чашу, и струйка взрывается чернильно-синими завитками.

— Давай, — говорит он, и именно слабая нервная дрожь в его голосе заставляет её взглянуть на него. Он кажется таким нервным.

— Если ты хочешь, можешь просто рассказать мне… — начинает она, но он качает головой.

— Не могу. Только так это будет иметь смысл.

Должно быть, всё дело в его взгляде — таком паническом, испуганном. Он почти напоминает ей взгляд, который она видела у Рона той ночью в лесу. Поэтому она спрашивает:

— Ты уверен?

Малфой стискивает зубы, снова прислоняется к столу и делает резкий жест рукой.

— Сделай уже это наконец.

Она набирает в грудь воздуха. Наклоняется вперед и погружает лицо в прохладные, бурлящие глубины.

Мир, который раскинулся перед ней, знаком.

Она была здесь. Она была здесь. И она это помнит. Узнаёт отдалённый звук скрипки, доносящийся из другой комнаты. Вспоминает позолоченные каменные стены и потолки. Запах пряников и сосны. Приглушённый свет факела. Весь блеск и очарование, которые были на Святочном балу много лет назад.

— Пошёл к чёрту, Гойл, — раздается голос Малфоя из ниоткуда, и вид закручивается, когда его рука поднимается в поле зрения, отталкивая мальчика, о котором идет речь — Гойла, который, похоже, наложил проклятие на платье Пэнси.

В тот вечер Пэнси была спутницей Малфоя. Теперь она вспомнила. Она выглядит красивой глазами Малфоя — удивительно в этом серебристом платье, даже с лицом, искажённым скучающей гримасой.

— Когда уже начнётся? — вздыхает она. — Мне давно нужно выпить.

— Сразу же, как подружка Крама наконец решит появиться, — протягивает Малфой. — Наверное, какой-нибудь павлин из Шармбатона всё ещё подрезает пёрышки перед зеркалом.

— Ты имеешь в виду то, как ты это делаешь? — спрашивает Панси, надменно выгибая бровь и выпячивая бедро.

— Да пошла ты, — снова говорит он, но Пэнси, похоже, не слышит. Её взгляд метнулся вверх, сосредоточившись где-то за плечом Малфоя.

— Она выглядит прекрасно, — раздаётся сбоку ошеломлённый голос другой девушки — голос Парвати, понимает Гермиона, когда взгляд Малфоя поворачивается — только его глаза не останавливаются на той. Воспоминание проносится мимо ярко-оранжевого и розового сари и вместо этого приземляется на каменной лестнице.

Гермиона сейчас не может ощущать собственные чувства. Она в ловушке, бесформенно парит где-то в сознании Малфоя. Она может только видеть его глазами. Может только знать то, что он узнал.

Это она стоит наверху лестницы. Долгожданное свидание с Виктором. Только она выглядит совсем не так, как помнит.

В памяти Малфоя она совсем не такая. Как будто… как будто она каким-то образом купается в свете свечей. Как будто её кожа сияет, эта живая пульсация света мерцает всё ярче с каждым шагом вниз по лестнице, когда она спускается. Платье такое, каким она его помнит, но девушка в нём совсем не похожа на неё. Кудри этой девушки ниспадают идеальными завитками на плечи, покачиваясь при каждом движении, её темно-карие глаза такие огромные, больше жизни — тёплые, сияющие и манящие. Щёки у неё раскраснелись от возбуждения, а улыбка застенчивая. Сладкая. Обворожительная.

— Черт возьми. — голос Малфоя звучит так тихо, что она уверена, что никто, кроме него — а теперь и её — не знает, что он когда-либо говорил это. Звук сдавленный, вынужденный и совершенно непроизвольный.

И вдруг Гермиона чувствует то же, что и он.

Как будто весь мир уходит у него из-под ног. Как будто он в свободном падении. Чистое, стремительное, бездонное падение.

Ощущение плавно сливается с тем, как воспоминание выталкивает её из своих глубин. В следующее мгновение она отшатывается от омута памяти, равновесие нарушено — она испытывает головокружение и слабость в течение нескольких долгих мгновений до тех пор, пока снова не может собраться с мыслями.

Малфой не сдвинулся ни на дюйм. Когда её глаза могут сфокусироваться, она обнаруживает, что он наблюдает за ней с того же места у стола, словно за живым взрывчатым веществом с последними секундами на таймере. Восхищённо. Испуганно. Обречённо.

Некоторое время она может только таращиться на него. Её рот открывается и закрывается бесполезно — почти комично. Она не может моргнуть. Не может говорить.

— Довольна? — спрашивает он тихо, бесцветно. Ничего не выдавая. Ему это больше не нужно. Он выдал уже всё, что мог.

И какой-то одинокий работающий нерв гонит её ноги вперед. Дрожащими пальцами она отодвигает омут в сторону, медленно выдыхая, когда между ними остаётся всего дюйм или около того.