Дарёному коню в зубы не смотрят (ЛП)

Эта половина всецело занята воспроизведением того самого момента, когда губы Малфоя коснулись её губ, снова, снова и снова. Когда она спит. Когда она принимает душ. Когда она ест. Каждый раз, когда у неё освобождается минутка между работой. Когда она тянется за пером. Когда она встаёт из-за стола. Снова, и снова, и снова.

Это был такой поцелуй, которого нет в словаре. Не классифицированный. Невыразимый. Потрясающий и совершенно невероятный, потому что такой мужчина, как Малфой, не должен уметь так целоваться.

Если бы её когда-нибудь попросили угадать, она бы сказала, что Малфой целует коротко. Коротко и по существу; холодно и отрывисто, как точка в конце предложения. Каждая секунда будет казаться напряжённой, как будто он планировал каждый момент жизни до миллисекунды.

Ох, как бы она ошиблась с этим суждением.

Малфой целовал её так, словно был готов в любой момент раствориться в объятиях. Как будто она была чем-то эфемерным, драгоценным и редким, и поэтому стоила того, чтобы пожирать её со всей энергией, которой он обладал. От страсти и отчаяния в этом поцелуе у неё подогнулись колени. Это заставило её кровь петь. Напугало её.

Она винит в своих действиях шок. Потому что всё это было похоже на повторное знакомство. Как будто встретила его — по-настоящему встретила — в первый раз, даже после стольких лет. Это означало, что Драко Малфой не был таким простым — больше не соответствовал образу в голове, больше не вписывался в рамку, в которую она его поместила. И в этот момент она подумала, что в нём может быть гораздо больше скрытого от глаз.

Осознание этого пронзило с такой силой, что сердце снова забилось.

По правде говоря, этот день, возможно, становится самым непродуктивным из тех, что что у неё когда-либо были. Она разрывается между чувством вины и странной неудержимой потребностью, которая заставляет поглядывать на дверь каждую секунду, задаваясь вопросом, должна ли она… нет, но что, если она…

НЕТ.

Амелия застаёт её в конце рабочего дня, распластанную лбом на столе и просто дышащую в древесную структуру дуба.

— Это ты… с вами всё в порядке, мисс?

Гермиона вскидывает голову и откашливается.

— Полностью.

Амелия приподнимает бровь самым вежливым образом, на какой только способна.

— Вы уверены, мисс?

Она складывает пальцы перед собой и закрывает глаза, делая глубокий, сосредоточенный вдох.

— Полностью.

Амелия всегда была хорошей секретаршей. Она знает, когда нужно кивнуть и закрыть за собой дверь.

Но так больше продолжаться не может.

Никогда в жизни Гермиона не была способна оставить что-то недоделанным. От одной только мысли о незавершённых делах, у неё зудят пальцы. И незавершённость в случае с Малфоем настолько сильна, что она едва может выдержать.

Она отодвигает стул, медленно встаёт и подходит к зеркалу рядом с вешалкой. Её стресс является всеобщим достоянием: одежда помята, локоны сбились набок. Укладывая их на место, она говорит себе, что просто должна быть взрослой. Ей придётся пойти туда и извиниться. Проглотить свою гордость. Решить проблему и закрыть вопрос, вот и всё, что нужно.

Она вытирает размазавшуюся под глазами тушь, поправляет юбку и блейзер и откапывает свою храбрость, возвращая её на место.

— Прости, Малфой, — тихо репетирует она в пустом лифте. — Малфой, позволь мне… нет. Я хотела извиниться за своё поведение — за свою оплошность. Я… это было несправедливо, и я не должна была этого делать.

— Управление по снятию Проклятий, Порчи и Сглаза, — грубо объявляет лифт, рассеивая внимание.

У дверей встречает Билл Уизли. Их пути снова пересеклись, как же ей повезло.

Его брови поднимаются, замечая как девушка заливается румянцем. — Опять вернулась? — спрашивает он, проходя мимо.

И она действительно, должно быть, не в духе, потому что обычно не огрызается на людей, не говоря уже о Билле, которого не знает достаточно хорошо, чтобы тот мог с лёгкостью простить ей такое поведение. Впрочем, его тон. В этом есть что-то такое, что выводит её из себя.

— И что это должно означать? — резко спрашивает она, краснея ещё сильнее, как только произносит слова. Абсурдная реакция.

Брови Билла поднимаются ещё выше, когда двери лифта закрываются за ним, но он на пару секунд опережает её извинения.

— Тогда спокойной ночи, Гермиона.

— Чертовски блестяще, — фыркает она, когда лифт катапультируется прочь, поднося руку к голове и массируя лоб. Ещё хуже, когда она оборачивается и видит мужчину из Архива — на табличке имя: ФЕЛИКС — стоящего там и пристально наблюдающего за ней.

— Что?! — кричит она, явно теряя самообладание.

Феликс нервно фыркает и роняет несколько бумаг, бросаясь в ближайший свободный лифт, оставляя её одну.

Похоже, завтра ей придётся отправить по почте два извинения.

Гермиона вздыхает и ещё мгновение пытается взять себя в руки, разминая затёкшую шею. Взгляд останавливается на двери кабинета Малфоя, и она слышит, как пульс стучит в ушах.

Есть вероятность, что он уже ушёл.

Она не понимает, почему так сильно расстроится, если это вдруг окажется правдой.