«Не открывай!» — хотела было крикнуть Наташа, но вместо этого прижалась к двери, вздрагивая всем телом. В конце концов, Вита сказала, что здесь их найти никак не могут, по крайней мере настолько быстро, — просто пришел кто-нибудь из знакомых Светы, которых, как она уже убедилась, у Матейко было полным-полно. Она услышала щелчок открываемого дверного замка, потом неразборчивый мужской голос. Света что-то ответила, и почти сразу же хлопнула закрывшаяся входная дверь. Наташа прислушалась, потом, не выдержав, выглянула в коридор, но отсюда прихожей не было видно, и она крикнула:
— Свет, кто приходил?
— Да никто, — отозвалась Матейко из прихожей, — телеграмму принесли.
— А-а, — облегченно протянула Наташа и повернулась к двери, рассеянно вслушиваясь в едва различимый шелест рвущейся бумаги. Он уже прекратился, когда Наташа сделала несколько шагов в комнату и вдруг остановилась, как вкопанная, и недоуменно нахмурилась. Рвущаяся бумага… конверт? Сама она уже давным-давно не получала никаких телеграмм, но разве их сейчас разносят в конвертах?
— Света, подожди, не читай! — крикнула Наташа, снова выйдя в коридор. Но на этот раз Матейко ей не ответила, и Наташа, резко сорвавшись с места, кинулась в прихожую, охваченная внезапно вспыхнувшим предчувствием беды, казавшимся особенно острым на фоне веселой музыки, льющейся из ванной. На повороте ее занесло, и Наташа, не удержав равновесия, стукнулась бедром об угол, но боли не заметила. Светочка, бедный глупый мотылек, они же говорили ей, предупреждали — совсем недавно… но ведь мотылек помнит так мало… Пусть только это будет ошибкой! Пусть только со Светой все будет в порядке!
Света сидела на корточках возле стены, прижавшись к ней спиной, и держала в руках исписанный лист, поднеся его так близко к лицу, что почти касалась бумаги носом, хотя в прихожей ярко горел свет, и при этом свете Наташа с ужасом увидела, как с бешеной скоростью бегают ее глаза, чиркая взглядом по строчкам, как пляшут губы, беззвучно повторяя слова, и как падают с подбородка яркие капли, расписывая желтый шелк халата страшными алыми кляксами. На полу валялся надорванный конверт.
— Светка, брось!!! Не читай!!! — с отчаянием крикнула Наташа и наклонилась, чтобы отнять письмо, но Света вдруг с ловкостью и гибкостью животного, почуявшего опасность, дернулась в сторону, вскочила и отпрыгнула назад, ни на мгновение не оторвав взгляда от строчек, потом повернулась и побежала в глубь квартиры. Наташа погналась за ней, но Матейко оказалась на удивление проворной, словно летя над полом.
— Брось письмо! — кричала Наташа на ходу. — Остановись! Брось его! Я тебе приказываю! Брось, я приказываю!
Но Матейко остановилась только в дверях кухни — остановилась резко и так же резко дернулась назад, запрокинув голову, словно с размаха налетела на невидимое препятствие, и оно отбросило ее. У Светы вырвался тонкий задыхающийся вой боли, письмо выскользнуло из ее пальцев и порхнуло на пол, выполнив свое предназначение. Ее качнуло вправо, она споткнулась, потеряла равновесие, несильно стукнулась затылком о дверной косяк и упала на четвереньки, мотая головой и пачкая кровью светлый пол.
— Больно-о-о! — выла она. — Мне больно, больно, бо-о-ольно!..
Наташа наклонилась и попыталась поднять ее, но Света, встряхнувшись, вдруг оттолкнула ее с такой силой, что та отлетела в другой конец коридора, ударилась о стену и рухнула на пол, на мгновение почти потеряв сознание. Пытаясь заставить себя встать, она сквозь звенящий рой белых точек увидела, как Света вскочила и завертелась волчком, воя и хлопая себя ладонями, пытаясь сбить невидимый огонь. Каждая мышца ее лица словно сокращалась сама по себе, и лицо казалось водоворотом множества ломаных выражений — от глубочайшего изумления до страшных гримас мучительной боли. Потом ее взгляд упал на распахнутую дверь ванной, и в нем загорелась дикая безумная надежда.