Дарители

«Вышкой» оказался столик на площадке верхнего яруса лестницы, откуда открывался великолепный вид на зал и сцену. На площадке двух других ярусов тоже располагались столики, за которыми сидели посетители, но этот, единственный на обегающей зал по периметру площадке, был, похоже, доступен лишь служебному персоналу. За столиком сидели двое серьезных молодых людей в черных брюках и форменных темно-зеленых рубашках и зорко поглядывали вниз, причем один из них совмещал наблюдение за залом с изучением книги Фармера, которую он при виде Ларисы спрятал с ловкостью фокусника. Лариса что-то сказала охранникам, потом принялась куда-то звонить, зажимая пальцем свободное ухо, а Вита тем временем уютно устроилась в одном из кресел и начала с интересом разглядывать танцующих и сидящих за столиками там, внизу, — то поверх низкой ажурной балюстрады, то сквозь зеленый прозрачный пол, под которым люди и предметы частично утрачивали четкость очертаний, и казалось, что она смотрит в некий удивительный подводный мир. На сцене десяток девушек танцевал какой-то ирландский танец, и вслушиваясь в задорные звуки скрипок, Вита чуть постукивала ногой и покошачьи жмурилась, наслаждаясь обстановкой. Лариса села рядом, начала что-то говорить, и Вита кивала, не особенно вникая в смысл ее слов. Она подумала, что надо бы позвонить Наташе и сказать, что задерживается, и даже достала телефон, но, посмотрев на него, тут же спрятала обратно. «У меня день рождения, — сказала она себе. — Имею я право на день рождения?» А потом и вовсе перестала об этом думать — принесли вино, и оно шелково полилось в бокал, загораясь темно-красным, превращаясь в чуть покачивающийся жидкий драгоценный рубин, бросая на пальцы, охватывающие витую ножку бокала, красные отсветы, — густое, мягкое, сладкое, чуть терпкое. Вита медленно пила его, чуть улыбаясь собственным ощущениям, и ела сверточки зажаренной до хруста куриной кожи, нафаршированной смесью курятины, жареного лука и моркови, яиц, сыра и майонеза, изо всех сил стараясь соблюдать приличия, вместо того, чтобы наброситься на еду, смести все с тарелки в один присест, глотая почти не жуя, и поскорее попросить добавки. Лариса ела мало, а говорила много — в основном о своих любовниках, это была ее излюбленная тема, и Ларису нисколько не волновало ни то, что Вита — человек ей совершенно незнакомый, ни то, что рядом сидят двое мужчин, с интересом вслушивающихся в ее рассказ и, как следствие, уже не так часто, как положено, бороздящих зал профессиональными взглядами.

Только через полтора часа Вита заставила себя встать и с нескрываемым сожалением ответить «нет» на вопрос Ларисы не хочет ли она что-нибудь еще. Попрощавшись, она неторопливо пошла по площадке, скользя пальцами по тонким перилам и с любопытством поглядывая в зал. На сцене в данный момент трое чернокожих молодых людей, блестящих от пота, от души наяривали на средних размеров цилиндрических барабанах, в которые ударяли то колотушками, то ладонью, то пальцами, то даже локтями, делая это настолько быстро, что уловить чередование движений можно было с большим трудом. Несколько полуголых девушек — не негритянок, в отличие от музыкантов, но смуглых и черноволосых, метались в неистовой пляске, хлопая в ладоши и время от времени что-то выкрикивая, а в глубине сцены кто-то пел низким голосом на странном гортанном языке, и свет метался им в такт, выхватывая из полумрака то закинутые головы, то стремительно двигающиеся ноги, то извивающиеся тела, то взблескивал на зубах, то на влажной коже. Из зала с удовольствием подхлопывали, многие пытались подражать танцующим, но мало кто успевал за бешеным ритмом. Глядя на сцену, Вита пожалела, что забыла спросить у Карины, кто ставит ей представления. Ей было тепло и весело, она пошла еще медленнее, и ее пальцы, до сих пор лениво скользившие по перилам, подпрыгнули и побежали по ним, едва касаясь, словно ножки ленивого насекомого.

Когда Вита подошла к лестнице, грохот барабанов на мгновение умолк, словно куда-то провалившись, на то же мгновение свет вспыхнул ярче, дав Вите возможность четко увидеть весь зал, тут же снова обрушилась музыка, упал полумрак, а Вита пригнувшись, змеей скользнула прочь от лестницы, пробежала несколько метров и опустилась на корточки, впившись пальцами в балясины, и, приоткрыв рот, уставилась вниз, в дальний конец зала, где был выход. Там стояло несколько только что вошедших мужчин, оглядываясь по сторонам и переговариваясь. Вита была уверена, что они не успели ее заметить, свет вспыхнул всего на секунду, и как раз в эту секунду они только-только вошли в зал. Счастье, что в эту секунду их заметила она — инстинктивно ждала, что кто-то все-таки появится. Здесь было не так уж высоко, чтобы Вита, мгновенно протрезвев от ужаса, не могла их узнать — двоих из них. Одним был угрюмый бывший однодворник Лебанидзе, лицо другого она видела только однажды и всего лишь несколько секунд, но запомнила навсегда — и черты, и жуткое выражение боли и бешеной ярости. Ян… кажется, так назвал его Схимник?