Дарители

Из открытой балконной двери потянуло холодом, и Вита зябко поежилась. Не отрывая взгляда от бумаг, она протянула руку к стакану, но тут краем глаза уловила резкое движение прямо перед собой, ее рука дернулась, толкнув стакан, и тот кувыркнулся со стола и, стукнувшись о пол, раскололся пополам.

— Не страшно, — негромко сказала Наташа, стоявшая напротив стола. Ее глаза улыбались, но выражение их было странным, точно они смотрели внутрь себя. — На кухне есть еще.

Это были последние слова, прозвучавшие в квартире в этот день. До глубокой ночи ни она, ни Вита больше не проронили ни звука.

III

В тот день, а затем и в следующие три мне думалось, что я вижу сон. Потому что все вдруг стало слишком хорошо. До безобразия хорошо, если можно так выразиться. Потому что дни стали обычными, и случилось это настолько резко…

Кроме того, в последнее время сны до такой степени переплелись с реальностью, что становится чертовски сложно отделять одно от другого. Причем на поверку все хорошее и логичное оказывается сном, а кошмар и хаос реальностью. Плохие сны снятся регулярно, но я соврала Наташе, сказав, что это одна из причин, по которой я напиваюсь. На самом деле виной тут как раз хорошие сны. После них просыпаться особенно тяжело. Иногда хочется не проснуться вообще — остаться где-то там, с ребятами, живыми. Но сейчас, пока идут эти дни, я совсем не против реальности.

В то утро Наташа проснулась совсем иной. Возможно, наша вчерашняя ссора подействовала на нее сильнее, чем я думала, — она и на меня подействовала достаточно сильно — жутковато вспомнить, как накануне мы чуть не вцепились друг другу в глотки. Возможно, здесь было что-то еще. Но, так или иначе, вместо того, чтобы, как обычно, сидеть где-то в углу или стоять на балконе и о чем-то размышлять, разглядывать себя в зеркало, изучать свою картину, которую мне так и хочется порвать в клочья, унимать дрожащую правую руку и беспокойные пальцы, бормотать что-то или старательно нарываться на очередную ссору, — вместо всех этих занятий, которыми Наташа заполняла свои дни, она, встав с постели, долго плескалась в ванной, потом приготовила завтрак, а когда я попыталась вымыть посуду, шутливыми угрозами выгнала меня из кухни. После этого она занялась уборкой, в которой мне тоже не дала поучаствовать.

— Сиди, сиди, у тебя же действительно работа, это я все ерундой занимаюсь, — и в голосе никакой иронии — абсолютно серьезный, хозяйственно-заботливый тон. Свежая, причесанная, смотрит ясно, а не куда-то внутрь себя, как обычно, на губах простая улыбка без всяких подтекстов, в правой руке веник, и пальцы лежат спокойно, и не бежит по ним мелкая требовательная дрожь. Наверное, удивление и недоверие слишком явно проступают на моем лице, потому что Наташа тут же добавляет:

— Знаешь… я вчера много думала о том, что ты сказала. Ты действительно права. Это как болезнь, и если ее запустить, ничего не делать, более того, потакать ей, это очень плохо кончится, причем, не только для меня. А я… даже удовольствие от этой болезни получаю, — тут мы одновременно машинально скашиваем глаза на стакан, который я забыла на журнальном столике. — Поэтому, я решила… я постараюсь… как-то отвлечься, постараюсь сопротивляться этому… ведь раньше у меня получалось. А еще я так хорошо сегодня спала — словно другим человеком проснулась. Сегодня как-то все кажется проще. Может приступ уже заканчивается? Во всяком случае, сегодня мне намного лучше. Я думаю, мне будет еще лучше, если ты… если какое-то время ты будешь меньше заниматься этими письмами… конечно, я знаю, что это очень важно… но мне понадобится твоя помощь.

Я смотрю на нее очень внимательно, пытаясь уловить, в чем подвох, отыскать фальшь в голосе, во взгляде, в выражении лица, в жестах, в наклоне головы, в самих словах… и одергиваю себя.

— Хорошо. Но если это предлог, чтобы попасть на улицу…

— Нет! — теперь в ее голосе досада и возмущение. — Я буду сидеть дома, если ты считаешь, что так надо. От тебя требуется только…

— Вести себя по-человечески, — заканчиваю я. Ее глаза темнеют.

— В последнее время мы… не очень ладим, и я, кстати, не всегда…

— Да я и не спорю. Что ж, хорошо, — я едва не добавляю «поиграем в людей», но вовремя закрываю рот и только киваю, и Наташина голова ответно одобрительно прыгает вверх-вниз.