— Сын, запомни хорошенько, запомни на всю жизнь. Ты хочешь стать воином, и должен знать, что ничего нельзя делать наполовину. Великодушие к врагу может быть только тогда, когда ты уверен в том, что оно не обернется против тебя злом. Однажды на моих глазах убили человека, которого я считал своим лучшим другом, убили ударом в спину. И убил его тот, кого он великодушно пощадил минутой ранее.
Ухватившись за плечо, Дариус рывком развернул лежавшего на земле варисурга: все же убить ударом в спину… Варисург дернулся всем телом и затих. Глаза его так и остались закрыты.
'Ну что ж, тем легче, — подумал Дорван. — Потому что некоторые необходимые вещи делать очень тяжело'.
Затем он метнулся к арбалетчику, на ходу подумав, что, возможно, именно он ранил Тацира. Извлекая из его груди нож, усмехнулся, вспомнив реакцию варисурга на свой рык.
Это тоже часть воинской науки, переданной ему Сторном. Дариус был совсем еще юнцом, когда Сторн впервые заговорил с ним о том, что иногда врага можно повергнуть в смятение одним лишь криком. Дариус тогда бравировал, заявив, что уж его-то каким-то криком не испугаешь. Особенно теперь, когда на счету уже числился убитый воин, да ни кто-нибудь, а сам долузсец.
Сторн усмехнулся в усы и попросил Ламоля, наемника из своей котерии, продемонстрировать крик, потому что самому ему не хочется пугать своего сына. Затем попросил, чтобы тот не перестарался и не оставил Дариуса заикой.
— Конечно, — поведал ему Сторн, — криком не получится вышибить из седла всадника, или свалить с ног пешего, но привести врага в замешательство так, что он на время забудет, как выглядит его родная мама, с расстояния нескольких шагов вполне реально. Но тут уж как повезет, не у каждого человека есть такой талант. Тот же Ламоль умеет кричать гораздо лучше меня.
Все это Дариус вспоминал, осторожно выглядывая из овражка, держа наготове арбалет.
Варисурги услышали его рык, ведь до тех камней, за которыми они укрывались, расстояние десятка в три-четыре шагов, не больше. Они даже окликнули:
— Что у вас там, брат Иоль?
Дариус отвечать не стал, на всякий случай еще раз прикинув в уме путь к отступлению.
На голову он успел накинуть клобук одного из варисургов, такого же темно-бордового цвета, как и вся их одежда, чтобы варисурги приняли его за своего.