* * *
В последнее дни, первой мыслью Дариуса после пробуждения всегда становилось вспоминание об исчезнувшей сабле, отчего настроение сразу же безнадежно портилось. Так было и на этот раз.
Кроме того, после вчерашнего бегства от преследующих их варисургов, когда им весь день пришлось нести на носилках Тацира, все тело болело так, что казалось, каждая мышца молит о пощаде. И ведь только наступило утро, когда позади целая ночь отдыха, так что же будет к полудню, не говоря уже о вечере?
Поначалу им пришлось нести Тацира втроем, подмениваясь за носилками по очереди. Рана у Галуга как будто бы и не большая, но пришлась она на кисть руки, и он ничем помочь не мог.
Затем Бист сумел прямо на ходу сделать кожаную лямку, Галуг накинул себе на шею, пропустив под ручки носилок, и стало немного легче, потому что меняться начали сразу парами. Как им удалось выскользнуть из горной долины, ставшей тайным прибежищем этих проклятых жрецов бога смерти, Дариус удивлялся до сих пор. Варисурги преследовали упрямо, а было их десятка три человек, никак не меньше. Пару раз его охватывало чувство отчаяния, так безнадежно выглядели все их попытки оторваться от жрецов. Помог счастливый случай.
В решении Дариуса остаться вдвоем с Бистом в узком длинном проходе между двух скал, чтобы задержать преследование, тоже было больше отчаяния, чем расчета.
Местность совершенно незнакомая, и вполне могло оказаться так, что существовала дорога в обход ущелья, где остались они со свердом, прикрывая отход. Им повезло — обходного пути не нашлось. Повезло еще и с тем, что жрецы Вариса явно не торопились предстать пред своим кумиром.
Варисурги непременно смяли бы заслон из двух человек, но для этого им необходимо было атаковать всем сразу. Расстояние небольшое, его можно преодолеть за один бросок, и у него с Бистом попросту не хватило бы времени, чтобы перебить их всех. Слава Мароху, на такой шаг варисурги не решились.
Особенно после того, как от трех стрел потеряли трех человек. Причем сам Дариус только и успел, что натянуть лук, остальное — заслуга Биста.
— Гонорт, — услышал он голос Ториана, отвлекший его от воспоминаний о событиях вчерашнего дня. — Иди сюда, поедим перед дорогой.
Вот у кого сил с избытком, так это у Ториана. Тор выглядел так, как будто и не было накануне никакой изнуряющей погони, когда все рухнули на землю тут же, как только Дариус объявил привал, после того, как выяснилось, что им все же удалось оторваться. Все, кроме него. Вчера, когда Дариус и с Бистом остались в ущелье, Ториан забрал у них все, кроме оружия, чтобы им было легче нагнать своих. Он и потом ничего не отдал, хотя наравне со всеми впрягался в носилки с Тациром.
Завтрак состоял из чёрствых лепешек и мяса, засушенного до такой степени, что каждый раз его приходилось обрезать ножом у самых губ. Ну и нескольких пучков дикого лука, собранного поутру все тем же неутомимым Торианом.
Ториан единственный из всех был весел, прибаутками сдабривая скудную трапезу. Но вот он неловко повернулся, и его по лицу пробежала мимолётная тень.
'Рана все же еще беспокоит его, — догадался Дариус. — Натрудил он ногу, но даже виду старается не подать'.
Бисту удалось напоить Тацира, заботливо придерживая ему голову. От еды тот отказался, да и что они могли ему предложить? Тацир, помимо боли в раненом боку продолжал страдать и от поврежденной стрелой челюсти.
'Вот уж кому точно не везет, — думал Дариус, наблюдая за мучительной гримасой Тацира, когда тот пил воду. — Глядя на него, о пропаже Кунтюра начинаешь думать несколько иначе'.
— Ну как он? — спросил Дорван Биста, убедившись, что Тацир точно их не услышит. — Надежда есть?
— Надежда есть всегда. Болт ничего не задел, кроме ребер, конечно. Главное теперь, чтобы рана не загноилась изнутри. Но Тациру будет очень тяжело. Покой бы ему, недели две покоя.
'Где ж его взять, покой? Остаётся только надеяться, что все обойдется', – подумал Дариус. После чего всех обвел взглядом, коротко бросил — 'пошли' и первым взялся за ручки носилок.
Дорога почти постоянно шла под уклон, что делало ее более легкой. Затем и вовсе начался крутой склон, густо поросший горным можжевельником, в конце которого среди древесных стволов блеснула лента неширокой реки.
Река оказалась такой, как и большинство горных рек — со стремительным течением, и холодной, почти ледяной водой. Берег почти сплошь был покрыт поросшими лишайником камнями, сколькими от близкой воды.
Изредка речной берег поднимался ввысь, становясь обрывистым, и такие места приходилось обходить, карабкаясь по крутым склонам с густыми зарослями колючего кустарника. После того, как Тацир едва не вывалился из носилок, его пришлось к ним привязать. За полдня пути все устали так, что на коротких привалах без сил валились на землю, и некоторое время лежали не двигаясь.
Наконец, они добрели до такого места, где и без того неширокая река сузилась так, что верхушка поваленного бурей дерева оказалась на другом берегу.