Даркут. Великий перелом

— Чего это они хлеб оставили? — спросил Саксон и вгляделся в домики на горизонте. Над некоторыми курился дым. — Или беда какая случилась? Неужто тоже хворь напала? Или даркуты озорничали? Их кочевья недалеко отсюда…

— А это правда, что даркуты людей едят? — тут же спросил Ясень. — Мне в Чернограде мальчишки рассказывали. А еще делают из отрубленных голов кубки и мед пьют.

— Насчет людей — брехня, — ответил отец. — А вот насчет кубков, бывает такое.

Он ударил гаура плетью и поскакал к деревне. Сварга, белое светило и Дагдбоа, голубое, уже прошли половину небосвода и клонились к горизонту. Ясень тоже стегнул своего гаура и помчался за отцом. Мамин гребень колол грудь.

Подъехав к деревне, мальчик раскрыл рот от удивления. Три избы в центре и вправду сгорели дотла. А вот другие разлетелись по земле, представляя из себя мешанину бревен, камней и глины. Во всей деревне не осталось уцелевшего дома. Мало того, изгороди и деревья тоже были разбросаны всюду, вырванные с корнями.

— Это что здесь, ураган прошелся? — спросил вслух Саксон.

А затем они увидели трупы. Люди лежали в лужах крови, с разбитыми головами.

— Что за душегубы здесь были? — снова спросил вслух Саксон, увидев тела двух детей.

Вместо ответа они услышали вой. Сначала Ясень подумал, что это волки, но потом понял, что кричит женщина.

Они доехали до покосившейся, но вполне целой избы. На пороге сидела старушка с всклокоченными волосами и кричала.

Саксон посмотрел на старушку, помолчал, слушая ее вой, а потом рявкнул:

— Дай воды, бабка!

Старушка прекратила голосить и посмотрела на путников помутневшим взором.

— Тебя как зовут, бабушка? — спросил Саксон.

Старушка закашлялась, а потом ответила:

— Офимья меня зовут, милок. А ты кто такой?

Глазки у нее были узкие и черные, ручки она сжала в кулачки, по морщинистому лицу текли слезы.

— Я с сыном мимо проезжал, — ответил богатырь. — Зовут меня Саксон. Мы из Чернограда проездом. В стольный град направлялись.

— Ох, Саксон, в плохое место ты сына привел, — сказала Офимья.

— А что случилось, бабушка? — спросил Саксон. — Что за буря здесь прошла?

— То не буря была, — сказала Офимья, покачав головой. — Напасть почище любой бури. Одихмат-разбойник здесь побывал. Всю деревню разорил и пограбил.

— Это что за разбойник такой? — Саксон слез с гаура и подошел к старушке, обойдя разбросанные по двору ветки и бревна. Неподалеку сидела рыжая лохматая собака. Она подняла зауженную морду и тоже завыла, тоскливо и тягуче.

Офимья как раз вытерла мокрое лицо. Сквозь пальцы мелькнул широко раскрытый глаз. Платок на голове сполз назад, из-под него вылезли седые космы. Ясеню показалось, что старушка исподтишка подглядывает за путниками сквозь расставленные пальцы.

— Что ты пристал ко мне с расспросами? Ты не видишь, горе у меня? Была деревня Вабиха, а теперь и нету! Посвистал ее лиходей Одихмат, чтоб его Мать Сыра земля поглотила!

Саксон наклонился, взял старушку за крошечное плечо и поднял с грязного порога.

— Пойдем, Офимья, в дом. Расскажешь по порядку.

И увел рыдающую старушку в избу, скрипнув ветхой дверью.

Нет, подумал Ясень, тоже спрыгивая с всхрапнувшего гаура. Показалось. С чего бы тщедушной бабушке за ними подглядывать? Она убита тяжким горем и ни о чем другом думать не может.

Мальчик привязал утомленных гауров к остаткам изгороди. Над трупами людей в разгромленном соседнем дворе, каркая, летали вороны. Легкий ветер донес запах гари.

Осталось ли здесь перекусить чего, спросил себя Ясень. От голода он чувствовал пустоту в животе.

Вошел в низенький домишко, маленький, как и сама Офимья. Сеней не было, сразу попал в отапливаемую комнату.

Саксон сидел у стола рядом с окном. Старушка хлопотала у печи, доставая дымящийся горшок. Пахло супом и жареным хлебом, да так аппетитно, что у Ясеня во рту собралась слюна.

— Ясенек, тащи сумы, все, чего осталось, — приказал отец, взял со стола огурец и откусил половину. — Угостим хозяйку.

Дак у нас там и осталось-то совсем ничего, думал Ясень, возвратясь во двор и снимая с гауров седельные сумки.

Они перекусили нехитрым, но плотным ужином. Вареные курица и яйца, овощи, хлеб. Саксон молчал, не привык болтать во время еды. Ясень быстро наелся и незаметно оглядывался по сторонам. Обычная изба, ничего выдающегося: печь, лавки, стол. В полу отверстие для погреба. У них в Чернограде в несколько раз больше была.

— Так кто же такой этот ваш Одихмат? — спросил, наконец, Саксон, откинувшись назад после трапезы. Лавка заскрипела под его грузным и большим телом. — Сколько народу у него в ватаге?

— Не знаю я, сколько их всего, душегубов, — ответила Офимья, отложив ложку. Когда она ела, то постоянно прикрывала рот ладонью. — Один он был. Пришел на рассвете, когда никто не ждал.

— Один? — удивился Саксон. — Чего же вы не отбились всей деревней?

— Так он даже и моргнуть не дал, окаянец. Как начал свистеть, так все и попадали мертвые. А потом и дома разлетелись.

Саксон переглянулся с Ясенем. В своем ли уме старуха, может, тронулась разумом от горя?

— Как так, от свиста обычного?

Из узеньких раскосых глаз Офимьи опять потекли слезы.