Дартмур (СИ)

Натянутость её фигуры доставляла почти маниакальное удовольствие. Он впитывал эти ощущения, запирал в сундук, чтобы иметь возможность прикоснуться к ним снова. В те частые моменты, когда чувствовал себя пустой оболочкой. Телом, действующим и живущим на рефлексах.

Звери внутри него притаились, замерли в ожидании сигнала к атаке.

"Давай, Фоукс. Протестуй. Выпусти свою ярость. Дай насладиться ей".

В янтарных глазах горела злость. Сияла лихорадочным блеском.

В них отражались самые настоящие эмоции, неприкрытые, голые. И это подняло из живота необычную эйфорию. Как после кристаллического дурмана, который он один раз попробовал и потом проклял тех, кто его придумал.

— Ты не можешь по-другому, да? Обязательно надо быть конченой сволочью?

Из голоса исчезло то протестное настроение, звеневшее в нём минуту назад. Блеск в глазах сменился тусклым огнём… чего? Отчаяния? Смирения?

"Нет, блять. Не смей! Не смей напоминать о ней".

Слишком живы в памяти глаза, всегда лучившиеся теплом при взгляде на него. Когда смотрела она, всё остальное становилось незначительным и незначащим, потому что только бесконечная нежность, направленная к нему, имела смысл.

Острые когти прошили внутренности, заставляя как в чертовом кино на повторе видеть медленное, отчаянно медленное затухание всего: тепла, любви, жизни. Глаза остались — зелёные, как у него, с жёлтыми вкраплениями и тёмными прожилками. Осталась оболочка, которую он с детства знал как свою мать. Но его матери в ней уже не было.

Отрешённый голос выдернул из болезненных воспоминаний в гостиную. Жар от камина припекал ногу.

Полено затрещало, и сноп искр почти долетел до его штанины.

— Давай, — тонкая кисть мазнула по воздуху. Будь он более густым и осязаемым, осталась бы полоса. — Делай что хочешь. Я не стану перед тобой унижаться.

Фоукс отступала спиной вперёд, пока говорила. Их взгляды будто зацепились крюками, безрезультатно пытаясь рассоединиться.

Она развернулась и побрела по ступеням наверх, больше не опуская взгляд, смотря куда-то перед собой.

Он пытался вспомнить, когда последний раз видел поникшие плечи этой дерзкой девчонки. В памяти всплыл один единственный момент — когда ни один кристалл не активировался, и её уводила из зала Горденгер. Тогда ему было приятно видеть, как мелкая сучка страдает и не понимает, что происходит. Унизить её при всех, сказать, что она отброс, было, пожалуй, самым приятным.

Шам проводил взглядом скользящее движение пальцев по перилам на последнем витке. Черт, сейчас это не так приятно. Видеть сдавшуюся и отступившую Фоукс.

Злость снова накрыла. Она не имела права опускать руки перед ним.

Осознание потребности в её яростных эмоциях впервые подобралось так близко. Так явно.

С глухим рыком вернул феникса на полку. Удержавшись от запуска статуэтки в стену, злился теперь на себя.

Ногой вогнал стол в диван и запустил пальцы в волосы.

Какого хера он вдруг её пожалел?

Эпизод 6. Бессовестный

Паршивое, отвратное утро. Настолько ужасного давно не было.

С прошлого учебного года.

Сам факт пробуждения в одном пространстве с Дейвилом вызывал тошноту, а от вида засранца и вовсе хотелось выблевать все внутренности.

Вчера, вернувшись в комнату, Феликса долго лежала, просто смотря в потолок. Не было желания шевелиться, спать тоже не хотелось. Стоило закрыть глаза, и в темноте появлялись лица друзей. Ха! Тех, кого до этого момента ими считала.

Весь вечер она прокручивала в памяти снова и снова, с разных сторон, ища оправдание случившемуся и… не находила его. Признать, что она опять одна в этой огромной школе сродни собственноручно вырванным легким. Кислород перекрыт, дышать невозможно.

"Как они могли?.. Поверить не могу…", — безостановочное колесо вращалось все быстрее.

Что-то делать — единственное средство, способное замедлить мыслемешалку. Она решила составить графики патрулирования и собраний префектов. Первое назначила на пятницу после всех занятий. Короткий день для этого наиболее удачен.

Гостиная отталкивала и наводила на мрачные мысли, от которых была цель избавиться. Да, Дейвилу не понравится ее самоуправство, но он здесь живет не один. Если слово "уют" доставляет ему проблемы, то у нее для него плохие новости.

Разожженный камин оживил пространство. В тусклом свете ламп блики огня плясали на стенах игривыми зайчиками. Треск поленьев приятно заполнял тишину. Липовый чай почти вернул ее воспоминаниями в детство, когда не было ни клейма отброса, ни Дейвила, ни предательств, а самым большим разочарованием был леденец с банановым вкусом.

Насладившись своим универсальным успокоительным, она выудила из крошечного чулана, спрятанного в углу, разноцветные подушки. Разложила их на диване. Красный плед, найденный там же, лег на спинку кресла, визуально деля его пополам.