Для многих из нас Дарвиния стала испытанием веры. «Континент – чудо чистой воды», – говорит Финч, но подозреваю, ему бы очень хотелось, чтобы Господь оставил на своем чуде печать несколько более четкую, чем эти безмолвные холмы и леса. Салливан же вынужден вести ежедневную борьбу с проявлениями этого чуда.
Мы пили чай, дрожа под армейскими одеялами. После нападения партизан Том Комптон настоял на ночных дежурствах. Два человека у костра – максимум того, что мы могли себе позволить. Я частенько задавался вопросом, какой прок от этих бдений? Случись новое нападение, оно сокрушит нашу оборону вне зависимости от того, успеем мы разбудить товарищей или нет.
Но этот город сам по себе умел вызывать тревогу.
– Гилфорд, – произнес Салливан после долгого молчания, – вам в последнее время ничего не снится?
Этот вопрос застал меня врасплох.
– Очень редко, – ответил я.
Но это была неправда.
Сны – это ведь банальщина, да, Каролина?
Я не верю в сны. Я не верю в солдата, как две капли воды похожего на меня, даром что вижу его всякий раз, стоит закрыть глаза. К счастью, Салливан не стал допытываться, и остаток дежурства мы просидели молча.
Середина января. Последняя охота оказалась невероятно удачной: целая гора мяса, зимние семена, даже парочка дарвинианских «птиц» – мотыльковых ястребов, глупых двуногих перепончатокрылых существ, – кто бы мог подумать, что это на вкус точь-в-точь сочная баранина. Все наелись до отвала, кроме Пола Робертсона, который слег с гриппом. Даже Финч одобрительно улыбнулся.
Салливан по-прежнему заводит разговоры о том, что нужно исследовать развалины, – он, без преувеличения, одержим этой идеей. И теперь, когда кладовые ломятся от еды, а погода улучшилась, он намерен воплотить свой план в жизнь.
В качестве ассистентов и носильщиков он выбрал нас с Томом Комптоном. Так что завтра мы втроем отправляемся в двухдневную экспедицию.
Надеюсь, мы не делаем глупость. Если честно, я побаиваюсь.
Глава 16
Зима в Лондоне оказалась холодной, куда суровее, чем все бостонские зимы на памяти Каролины. Волчья зима, так называла ее тетя Алиса. Темзу сковал лед, и лодки с товарами стали доходить до лавки реже, хотя в порту жизнь била ключом и фабричные трубы чадили без перерыва. Каждое здание в Лондоне вносило свой вклад в черную завесу: одни – жирным угольным дымом, другие – сизоватым торфяным или древесным. Каролина даже научилась находить некоторое утешение в этих хмурых небесах, символе покоренной глуши. Теперь она понимала, что такое Лондон на самом деле: никакое не «поселение» – ибо кто в здравом уме захотел бы поселиться на этой бесплодной неприветливой земле, – а вызов, брошенный непокорной природе.
В конце концов природа, разумеется, победит. Природа всегда побеждает. Но Каролине теперь была в радость каждая новая мощеная улица, каждое поваленное дерево.
В середине января пришел пароход с партией товаров, которые Джеред заказывал еще летом. Это были огромные бухты цепей и канатов, гвозди, смола и деготь, щетки и метлы. Джеред нанял фургон, который целую неделю по утрам перевозил добро из пакгауза в лавку, пополняя оскудевшие запасы. Сегодня он получил остатки товаров и расплатился с возницей, а Каролина с Алисой принялись расставлять привезенное по полкам. Тетя Алиса работала как заведенная, время от времени вытирая руки о фартук и почти не раскрывая рта.
Смотреть Каролине в глаза она избегала. Так она держалась с племянницей уже который месяц: холодно, неодобрительно, убийственно вежливо.
После того как прошел шок от известия о нападении партизан на «Вестон», они много спорили. Алиса отказывалась верить в то, что Гилфорд мертв. И была в этом абсолютно непоколебима.
Каролина же просто-напросто знала, что Гилфорд погиб; знала с той самой минуты, когда Джеред сообщил ей об инциденте. Хотя само по себе нападение на «Вестон» ничего не значило: экспедиция высадилась на берег выше по течению. Но даже Джеред признавал, что она не могла не представлять собой легкую добычу для решительных грабителей. Каролина держала мысли при себе, во всяком случае поначалу. Но в душе стала считать себя вдовой задолго до того, как лето подошло к концу.
Все остальные не желали признавать очевидного. Но миновал сентябрь, не было никаких вестей, подходила к концу осень, надежда все таяла и таяла, а с наступлением зимы практически исчезла.
Никаких доказательств нет, твердила Алиса. В жизни всегда остается место чуду.
«Жена должна сохранять веру», – говорила она Каролине.
Но иногда жене виднее.
Спор так ничем и не разрешился, да и не мог разрешиться. Женщины просто перестали затрагивать эту тему, но недосказанность висела в воздухе, окрашивая в мрачные тона каждый разговор, ложась тенью на обеденный стол и сквозя даже в тиканье часов. Каролина стала одеваться в черное. Алиса упрямо держала чемодан Гилфорда в шкафу в коридоре – немой укор.
Но сегодня Алису, похоже, беспокоило нечто большее, чем это выдохшееся противостояние.