Нам тут относительно тепло по тем меркам, к которым мы привыкли, – возможно, даже слишком тепло. Неестественно тепло. Сейчас я все объясню.
Сегодня утром наш колченогий отряд в составе Тома Комптона, доктора Салливана и меня отправился в поход к центру разрушенного города. Должно быть, мы являли собой комическое зрелище (Диггс-то определенно так считал) – закутаны в белые, как одуванчиков пух, змеиные меха; один хромает на правую ногу, другой на левую; змея с кряхтеньем тащит салазки с четырехдневным запасом провизии. «Поди туда, не знаю куда», – ехидно прокомментировал Диггс нашу вылазку.
Я пропускал мимо ушей все шпильки, и вскоре змея увлекла нас вглубь развалин, в гнетущую тишину. Я не в силах передать словами, Каролина, какую жуть наводит этот безлюдный город с его ровными, точно по линейке прочерченными улицами, тянущимися бесконечно между однообразными каменными коробками. Мы продвигались к юго-западу под безоблачным небом, искрящийся снег скрипел под салазками. Но солнце по зимнему времени стояло низко, а это значило, что большая часть нашего пути пролегала в тени, вдоль широких сумрачных проспектов, по которым гулял ветер.
Том Комптон вел меховую змею под уздцы. Следопыт не проявлял желания разговаривать, так что мы с доктором Салливаном ковыляли позади него, надеясь, что человеческие голоса развеют мрачную атмосферу этих бесчисленных повторяющихся улиц. Но атмосфера сказалась и на настроении Салливана.
– Мы почему-то решили, что этот город построен разумными существами, – сказал он. – А это вовсе не обязательно так.
Я попросил пояснить.
– Наружность обманчива. Вы когда-нибудь видели африканский термитник? Это замысловатое сооружение, зачастую выше человеческого роста. Но единственный его архитектор – эволюция. Или вспомните сложность и геометрическую правильность пчелиных сотов.
– Вы клоните к тому, что мы, возможно, находимся в чем-то наподобие улья?
– Я клоню к тому, что, хотя эти сооружения явно имеют искусственное происхождение, единообразие их размеров и, предположительно, функций свидетельствует против версии о строителе-человеке.
– Но что за насекомое способно выточить из гранита глыбу размером с монумент Вашингтону?
– Даже не могу себе представить. Но хуже всего то, что это беспрецедентное явление. Никто никогда не сталкивался с чем-то подобным. Существа, разумные или нет, что построили этот город, судя по всему, не оставили после себя потомства и не имели никаких очевидных прародителей. Такое впечатление, что это какой-то совершенно самостоятельный вид.
Слова Салливана были очень созвучны моим собственным размышлениям. При всей своей необычности Дарвиния обладает своеобразной красотой: мшисто-зеленые луга, опушенные полынными соснами поляны, неспешные реки. Однако здешние развалины начисто лишены этого очарования. Мы много часов подряд шли по параллельным улицам, глядя, как солнце заходит за растрескавшиеся монолиты. Снег впереди сиял нетронутой белизной. Ни я, ни Салливан даже не задумывались об этом, пока Том не обратил на данную странность наше внимание. За четыре или пять дней, прошедших с последнего снегопада, ни одно животное не оставило тут своего следа, ни одна летучая тварь, даже мотыльковый ястреб. Мотыльковые ястребы очень распространены в здешних краях; в разрушенных зданиях на окраине города они гнездятся стаями. (Кстати, их очень легко ловить, если ты изголодался настолько, что готов есть даже этих существ. Подкрадываешься к гнездовью ночью с факелом; свет ослепляет их; один человек успевает убить палкой шестерых или семерых ястребов, пока остальные не спохватятся и не улетят прочь.) Но не здесь. Да, в этих каменных лабиринтах пищи кот наплакал, и все равно отсутствие фауны выглядит зловеще. Это действует на нервы, Каролина, и должен признать: когда день стал клониться к вечеру и тени еще больше удлинились, мы втроем уже пребывали в таком напряжении, что могли подскочить от малейшего шума.
Никакого шума, впрочем, не было, лишь потрескивание скрытого от глаз льда и шуршание подтаявшего на солнце снега. С наступлением сумерек мы без помех разбили лагерь. О размерах города говорит то, что мы еще не добрались до точки, которая, по расчетам Салливана, является его центром. Мы захватили с собой запас хвороста, ветки минаретных деревьев – они плотные, но полые и потому не очень тяжелые; из них развели костер в строении с более-менее целой крышей. Нагреть помещение размером с собор мы не рассчитывали, но по крайней мере стены защитили нас от ветра и позволили с относительным комфортом устроиться на ночлег.