Но неназойливое служение пылкого кудесника пущи играло всеми красками волшебства, когда он встречал на тропе неумолчного шороха гостью с длинными волосами, неизменно украшенными паутиной и хвоинками. Она не узнавала его, конечно же. Для неё всякий раз он был просто зарянкой, птахой с рыжей грудкой, пламенеющей в лесном сумраке. Она не задумывалась о том, что ничего не бывает просто так.
Ей нездоровилось. Она часто уставала и ходила с трудом, прихрамывая, или же, закаменев, подолгу не могла сойти с места, пережидая обострившуюся ломоту в суставах. Но вдруг её внимание отвлекал мелькающий на расстоянии выдоха негасимый огонёк, и боль отступала. Сама тяга к всенепременно сбывающимся чудесам оказалась целительной. В глубине души гостья верила, что со временем Лес поглотит недуг, поразивший её в том возрасте, когда страшным заболеванием считаются прыщи на лбу. Иричилль видел её сокровенные мысли так же явственно, как он видел ёрзающих на донышке не взбаламученной лужицы щитней.
Но в дар ему достались малые чудеса, малые шаги, приводящие терпеливых к чему-то большему.
Как-то гостья подобрала на узкой тропе-проточине отломанное серое крылышко ночной бабочки и, рассмотрев его хорошенько, со вздохом оставила лежать во мху. Сожаление причудницы отразилось и замерцало в зрачках лесного чародея предвкушением игры. И вновь Иричилль высек искру бескорыстного любопытства в тёмно-серых глазах и заманил гостью в непролазный ельник. Она пробиралась сквозь ломкую сушь отмирающего приземного лапника на четвереньках, уколола щёку до крови, но не останавливалась, пока не уткнулась носом в обнимающее мохнатыми лапками тонкую облупленную веточку, чутко дремлющее существо, напоминающее видом нарост сизого лишайника. Пробудившись от затрепетавшего под брюшком тепла, бабочка дрогнула и застила чуть не полностью узкую ладонь пепельными крыльями, неярко полыхнувшими голубой перевязью. Взлетела, зависнув на биении воздуха о пульс взволнованной гостьи, развернулась, пританцовывая в ритмичном шелесте, и исчезла.
А лесной дух-невеличка ворошил клювом пёрышки, сощурив жгучие глазёнки.
В день сладости Иричилль привёл восторженную гостью к малиннику, заполонившему узкую прогалину в старом ельнике. Налившиеся соком ягоды гнули к земле цепкие плети. Желанные ягодки, приметные карминовые и неброские желтоватые, цвета лепестков недотроги. Медвяного вкуса, без горечи. Лесные сласти, чудеса как они есть. Простая быль, а не затейливая выдумка.