Дары ненависти

Эрна же Кэдвен являла собой полную противоположность своей пленнице. Высокая, сильная, мускулистая, но при этом очень женственная. Такими, наверное, и должны быть девы-воительницы из старинных сказаний. Даже характерные шрамы на спине у Грэйн вписывались в этот образ. Она же служила в армии, а там за малейшую провинность полагается порка. Сочувствовать Джона не стала, но и злорадствовать тоже. Такова жизнь. И, пожалуй, не нашлось такого дела, какое оказалось бы ролфийке не по плечу. Она так ловко хозяйничала на стоянке, будто всегда только тем и занималась, что обустраивала неказистый походный быт. Теплая вода, легкая помывка и скромный завтрак – это хорошо, просто замечательно.

Все познается в сравнении, видят Великие Духи. Такова человеческая природа, чтобы в самом тяжелом положении искренне радоваться каждой поблажке. Подсушенный возле огня армейский сухарь сегодня казался леди Янамари лакомством, а ролфийская сменная рубаха, надетая после импровизированного купания, верхом удобств. Без косы, конечно, неуютно, но зато гораздо проще причесываться. Словом, Джона только тем и занималась, что искала хорошие стороны во всем, что с ней происходило. Иначе просто с ума сошла бы от злости.

Потому что ролфи пела. И ничего заунывнее и немузыкальнее Джоне никогда ранее слышать не доводилось. Вообще-то сложно назвать это волчье вытье вперемешку с собачьим скулежом пением, но по всему было видно, что ролфи уверена, будто поет. Песню. Так, по крайней мере, утверждал дух Эйккена.

Котелок в повозке бродяг нашелся, но такой маленький и засаленный, что когда Грэйн наконец-то оттерла его песком на берегу ручья, то извозилась и забрызгалась по уши. Воду для графини она поставила греться на угли с краю костровища, а сама ополоснулась прямо в ручье. Правда, только до пояса. Впрочем, остальные части тела можно было омыть и чуть позже, когда готова будет сменная одежда, а пока же эрна Кэдвен попросту прополоскала свою замызганную кровью и грязью нижнюю рубаху, отжала и надела сырой, рассудив, что замерзнуть она не замерзнет, а на теле рубашка высохнет быстрее. И принялась хозяйничать: подсушила для шуриа у костра свою запасную рубаху, обтерла пленницу теплой водой, расчесала ей волосы, поджарила на углях сухарь и, разделив его на маленькие кусочки, накормила графиню. Хрустела та с аппетитом, а в ролфийской рубашке, укрывающей маленькую шуриа ниже колен, смотрелась весьма приятно. Грэйн нравилось.

А за работой эрна Кэдвен напевала, сперва тихонько, а потом увлеклась и сама не заметила, как и впрямь старательно выводит древний мотив «Саги о двух великих эрнах». Песне было уже лет… много ей было лет. Первые строки ее сложили еще в тот год, когда расстался с жизнью Удэйн-Завоеватель, и тогда же родилась мелодия. Последующие битвы и поколения прибавляли к саге свои куплеты, и в итоге получилась длинная-предлинная история… ну, может быть, несколько заунывная, но так ведь под нее не мазурку плясать. Жалко, что шуриа не знает ролфийский настолько хорошо, чтоб понимать, о чем поется. Забавно было бы посмотреть на ее реакцию.

По правде, петь Грэйн не умела, а потому не любила. Голос у ролфи был низкий и хрипловатый, мотив она врала, а в особенно сложных местах «сползала», по выражению их ротной запевалы. Нет, ну понятно же, что в марширующем строю поют все, и эрна Кэдвен подвывала тоже, но чтоб вот так, в одиночку… С другой стороны, кто услышит ее здесь, кроме шуриа? А песня хорошая. Разве может быть плохой песня, в которой за тысячу лет не изменилось ничего, кроме манеры исполнения, да и та не слишком сильно?

– Историю о чести я сейчас расскажу, о нашем вожде, отважном и верном. Имя ему – Удэйн, наш Священный Князь. И благодаря его делам ролфи возвысились, – самозабвенно выводила Грэйн, отстирывая трофейные лохмотья в холодной водице. – Он был рожден во времена голода и тьмы, глубокие снега покрывали его земли. Его гнев рос в бесплодных полях вместо хлеба, когда он видел, как ролфи вымирают от голода.

Далее в саге повествовалось о том, как Удэйн собрал своих воинов и на длинных кораблях отправился искать себе новых земель, как ролфи сражались и побеждали и как подлые шуриа вероломно схватили раненого Князя и предали его лютой смерти в нарушение всех законов войны.

«Духи! Великие Духи! Сделайте так, чтобы она замолчала!» – мысленно взмолилась Джона.

Но, видимо, духи разбежались прочь, как можно дальше от укромной полянки и от завывающей ролфи. Что же это за наказание такое?!

«Ага! Тебе, значит, не нравится наша великая сага про Удэйна-Завоевателя?!» – возмутился призрак и стал переводить с ролфийского.