Дары силы

       - Себя не обидь красавица, - продолжил прикалываться Федор, когда перелив начал превышать фронтовую норму.

       Видимо в памяти бывшей рабыни, что-то шевельнулось, и она с опаской посмотрела на почти пустой графин.

      -- А это, что? - осторожно спросила она, вызвав очередной взрыв неконтролируемого хохота у Нины.

      -- Да княжеское угощение, вот отливай в стакан, что осталось, и выпьем со мной, - великодушно предложил Федор.

      -- Эй княже не дури, - резко вмешалась в разговор Нина, - а то я уже одно твое угощение видела, хватит, у них тут алкоголизм почти не известен, не заводи дурацкой моды.

      -- Ну ладно зови новоиспеченных дворян, буду их приучать, как говорил самый уважаемый мной полководец, после бани продай портки, но выпей!

       Новоиспеченные дворяне Ирта и Ларта, а также и Нина, дружно протянули ему берестяные чарки. Федор только хохотнул, подивившись такой прыти, и по братски разделил водку между стоящими рядом женщинами, не обделив и Нею.

       Дружно приняли по сто грамм, и все дамы захрустели солеными огурцами, только Федор, с важным видом и давно забытым удовольствием, закусил бутербродом с селедкой. После этого вечер полетел быстро, и Федор, что называется, не успел оглянуться, как оказался сидящим у костра, с бог весть откуда взявшейся гитарой в руках. Медленно перебирая струны, он смотрел в огонь, и думал о том, что случилось с прапорщиком российской армии Федором Гусем, за последние пол года. Радостного было мало.

       Затем он поднял глаза, и вдруг заметил, что возле его костра собралось довольно много народа. Такое знакомое ожидание, читалось во взглядах окружающих, что Федор улыбнулся. Кураж гитариста, взял верх над грустью, что не верите, что могу, ну знай наших, он не выдержал и запел:

       Что такое осень, - это небо.
       Гаснущее небо, под ногами,
       В лужах разбегаются, птицы с облаками,
       Осень я давно с тобою не был...

       Песня настолько обобщающая, что ему даже не пришлось адаптировать ее к настоящему моменту. Он просто пел, пел для души. Песня кончилась, и Федор задумался, что петь дальше, а пропади оно все пропадом, как пойдет, и как поймут. Сначала пошли народные, потом, неиссякаемая кладезь гениальных стихов Высоцкого, затем кое-что из Окуджавы, Розенбаума, Цоя. Потом просто заболели пальцы, нужно было передохнуть. И Федор поднял глаза на окружающих.

       Такого он не ожидал. Возле него собрался весь лагерь, даже половина охранников из вольных шлемов, которых Федор вообще не знал. Все стояли и молча смотрели на него. Некоторые из зрителей плакали, причем как женщины, так и мужчины. Плакали не истерически навзрыд, а как-то тихо, молча, про себя, думая о чем-то своем. Федор был несказанно удивлен, обнаружив столько лиц, на которых блестели слезы. Правда, он быстро пришел в себя, поняв, что такую реакцию вызвало не то, как он пел, а то, что он пел. Над лагерем стояла абсолютная тишина, тишина такая глубокая, словно весь мир затаил дыхание.

       Всеобщую тишину, откровенно испугавшись, нарушил сам исполнитель:

       - Люди добрые, стряслось то что? - ошарашено, спросил он.

       - Да ты и в правду Белый скальд, - проговорил за всех Ворон.

       При этих словах присутствующие зашумели, многие стали отходить в сторону, а воины положили руки на мечи.

       - Так, - прервал Федор рассуждения и моральные шатания, и покрывая опрометчиво сказанную Вороном фразу. - Ну, скальд, и что?

       - И обруч у тебя белый? - спросил один из воинов.

       - И обруч белый, - подтвердил Федор, доставая из наплечной сумки диадему, про которую последнее время стал забывать. Он повертел ее в руках, и косо водрузил на голову, как пьяный кепку. Видя такой балаган, многие воины стали улыбаться, принимая сказанное за удачную шутку.

       - А не врешь, - спросил его молодой, и недоверчивый, воин.

       - Да сними ее, у него с башки обруч и сам узнаешь, - посоветовал кто-то из старших. Вдоволь посмеяться над шуткой они не успели. Молодой, видно сначала делал, а затем думал. Резкий хлопок, вскрик, и молодой и неосторожный воитель, встретившись с поверхностью планеты, метрах в пяти от Федора, участия в дискуссии решил больше не принимать. Теперь, тишина, повисшая над лагерем, стала гнетущей.

       - Ладно, хорош, шутить, - сказал Федор - я не Белый скальд. А это, защитный обруч, чтоб по башке не били. А камень у него такой, потому, что он старше Стеоны, может, для красоты сделан. С этими словами Федор убрал диадему назад в сумку.

       - Я вообще-то, купец, иду с караваном в Волич, дела у меня там. Ну, немного петь умею.

       - А что везешь, уж не Раку ли? - спросил старший из воинов, - больно возов у тебя мало, для такой охраны, вон и магика с собой тащишь. При этих словах он многозначительно посмотрел на Ворона.

       - Ее родную, - подтвердил Федор, зная, что Ракой здесь называют крепкое рисовое вино, которое делают далеко на восходе. Стоимость повозки с таким вином, была трудно представима, для простого воя.

       - Ну, с вами поделюсь, пришли мне пару воев, через час, но за это, я тут недельку постою, - закончил разговор Федор.