Дастур ал-Мулук (Назидание государям)

И еще во время чтения хутбы по случаю бракосочетания вместо ”шурут арба'” (четыре условия) он прочел ”шутур |Л 225а| арба'” (четыре верблюда). Вопреки тому этот [казий —] пешка мира, расстелив ковер гордыни и спеси, сделав ход, словно рассерженный ферзь, отвернулся от справедливых людей времени. Этот шах и мат шахматного поля бездушия, упоминая имена великих людей, пользуясь их покровитель-стволе, говорил: ”Большой слон”, [однако] гнал коня притеснения на ученых. Однажды против обыкновения он пригласил в гости нескольких друзей-поэтов и в саду ”Се-Санга” (”Сад трех камней”) устроил пир сообразно с расположением своего духа. Каждый из собеседников, /Та 333/ являющихся находкой для своего времени, лоском бесед смывал пыль горя с зеркала сердца, лучами [своего] присутствия удалял мрак печали с поверхности сердца.

Упомянутый казий после угощения умоляй друзей рассказать в том саду о происшествиях, просил, чтобы кто-либо из присутствующих на собрании, языком более мягким, чем бальзам, донес назидательные рассказы до бодрствующего слуха о каком-нибудь достойном хвалы качестве, о каком-нибудь похвальном свойстве [человека]. |Т 84а|

Вдруг Самандар-ходжа, погнав коня красноречия по ристалищу щедрости и великодушия, /Та 334/ сказал: ”Щедрость наилучшее качество, превосходнейшее свойство человека”, подобно тому, как говорят:

Двустишие

Будь великодушным, поскольку от бога и от людей

Будет тебе уважение в зависимости от твоего великодушия[389].

По произнесении этих слов у казия забили артерии притворного великодушия, он приказал, чтобы приготовили чернильницу и перо. Он сказал: ”Я хотел зажечь огонь щедрости |л 225б| для благородных и простых людей, однако сначала, отличив Самандар-ходжу, я полностью удовлетворю его [этим] пиром и отмечу его, подарив [ему] десять бревен белого тополя”. Сказав так, он составил документ на бревна и дал [его] ему.

Присутствующие на пиру, выразив удивленно, сказали:

Стихи

Капли дождя щедрости пролились из его рук,

Они смыли письмена о бедности со страниц времени.

Когда документ казия попал /Та 335/ в руки [этой] опоры ученых, он перетащил два бревна к принадлежащему казюо участку, обсаженному деревьями (дирахтистан], и увидел, что внутри они пусты, как сума дервишей или как знания безнравственных людей, они сухие и лишенные сердцевины. В сердце его не улеглось негодование, ибо не успело расцвести молодое деревцо его желаний, как самум бед отдал на разграбление воронам и коршунам плоды его сада.

В это время [случилось] следующее. У казия был сын, которого звали ходжа Якуб. Поистине он был таким хорошим юношей, что казий в его лице видел светлый мир, [каждый] видя своими глазами сияние взора [ходжи], произнес бы: |Т 84б| ”Очи его...”[390]. Он подошел в Ходже Самандару, понял, почему тот стоит [в раздумье], и сказал: /Та 336/ ”Бесплатный уксус лучше [покупного] меда[391]. Почему ты опустил голову в раздумье, подобно топору? Нужно стать решительным, как топор_г и приняться рубить их, или, став резким, как пила, наточив |Л 226а| зубы алчности, сразу же начать пилить”. Бедный ходжа, несмотря на свою опытность, послушался слов этого безбородого неопытного юноши и начал рубить дерево надежд казня, но он не знал, что великодушие того является более вредным, чем яд гадюки, для него дарить что-либо было тяжелее, чем отдать [богу] душу.

По прошествии этого события казий положил голову спокойствия на подушку отдыха, полчища сна захватили владения его мозга; живописец жадности предстал в воображении казия в следующем виде. Некто сказал: ”Десять бревен, /Та 337/ которые ты вчера подарил, это упущение с твоей стороны”. Когда казий увидел этот сон, [навеянный] дьяволом, он издал звук, подобный трубному, и пробудился от сна. Раскрыв свой кулак, уподобив пальцы [листьям] чинары, он вскочил с места, дрожащими, как листья ивы, губами он произнес: ”До сего времени я никому не дарил ни одной щепки. Толкование этого моего сна таково, что я [должен] пойти за теми десятью бревнами белого тополя, пли меня поведут к жилищу замогильной жизни”. Сказав так, он использовал чурбаны бедного Ходжи Самандара в своем доме. Бедный Ходжа Самандар, [словно] сильно побитый, вышел из дома казия, как бедный слуга, и сказал про себя: ”Обольщенный словами людей, я потерял путь довольствия, /Та 338/ я не знал, что чаша жадности наполняется |Т 85а| лишь могильным прахом, а око стремлений к желанной цели можно зашить лишь иглой довольствия или смерти”.