Дата Туташхиа

Очень он был умен, Мушни. Все, что говорили и советовали Дате разные люди и в разное время, он собрал, обдумал, подвел основание и приготовился Дате выложить. Тут было и то, что Дата старел и с каждым днем тускнели способности, без которых абрагу не жить, и теперь уж совсем просто найтись человеку, который без труда прикончит Дату. И то, что он своим братьям стал поперек пути, а старики из-за него извелись, исстрадались. Говорил он и о том, что жизнь Даты неправедна, что висит на нем великое множество грехов, а другие из подражания ему насильничают. Народу же от всего этого огромный вред. Не забыл он поставить ему в упрек и то, что прежние его покровители и благодетели обратились в его врагов, и все, что Дата делает для народа, как раз против народа и оборачивается. Чего только не припомнил Мушни, один бог ведает! То, что он говорил, и то, что приходилось мне слышать раньше, было так схоже, просто слово в слово, что во мне шевельнулась мысль: не подговорил ли он заранее всех этих людей? Может быть, и Дата думал о том же, но иногда у него была такая манера слушать, будто он и не слышит, о чем говорят, а сам думает о своем. Часа полтора выкладывал Мушни все, что надумал, и под конец сказал:

— Вот как все оборачивается, брат, а теперь я бы хотел узнать, как собираешься ты жить дальше?

— О монастыре мечтает… — рассмеялся Магали. — В монахи хочет постричься. Настоятельница Ефимия обещала устроить его в монастырь где-нибудь подальше, в России, под чужим именем.

Дата улыбался и, как мне показалось, не думал отвечать, но Мушни в упор смотрел на него, ждал.

— Все, что ты говорил, было обо мне. Но чего ты сам хочешь, скажи, Мушни. А тогда уж я подумаю, отвечать тебе или нет, — сказал Дата.

— Меня переводят в Петербург, Дата!

Все, кто был за столом, уставились на Мушни затаив дыхание. Только Дата сидел, не поднимая глаз.

— И, наверное, на большую должность? — Дата по-прежнему не поднимал головы.

— Очень большую. Ты же познакомился с полковником Сахновым, этим сукиным сыном… На его место… С год послужу, а потом обещают перевести выше… Но место, видишь ли, такое… Министром я, конечно, не стану, но в иностранных делах государственного значения ни государь, ни его министры шагу без меня не сделают. Я говорю о разумных шагах.

— А куда же полковника денут? — спросил Дата.

— Без места не останется. Устроят.

Тамар лишь сейчас оторвала взгляд от сына и снова уткнулась в рукоделие. Я заметил у нее слезы. Заметил их и Магали.

— Они стареют, жена. У каждого свой путь. Чего же здесь плакать?

— Сделаюсь большим человеком, мама, легче мне будет стать для вас с отцом хорошим сыном, — успокоил ее и Мушни.

— Что сулит тебе эта перемена? — спросил Дата.

— Чин тайного советника, — усмехнулся Магали.

— Чин представляется согласно должности, — холодно заметил Мушни. — Жду многого. Своему народу и своей родине смогу принести пользы куда больше, чем прежде. Этого я жду раньше всего. Сейчас я ничто, меня никто не знает, и я не собираюсь предъявлять никому никаких счетов. Но я многое сделал уже и сейчас. С той высоты, на которую я смогу подняться, я состоянии буду и много увидеть, и много сделать.

— На эту высоту многие поднимаются с ношей добрых намерений и обещаний, а потом, смотришь, ничего не свершилось, ничего не сбылось, — сказал Магали. — Так и бывает, когда большим человеком становишься на чужой службе. На государственной службе будешь делать то, что выгодно царю и вредно твоему народу.

— Не с тем человеком говорите, отец. Я служу престолу лишь потому, что не вижу пока для своей родины и для своего народа лучшего настоящего и лучшего будущего. И по сей день, и сегодня, в этот час, я делаю только то, что считаю полезным моей стране. Так будет до гробовой доски. Если политики и революционеры найдут путь, который должен привести мой народ к лучшему будущему, и я в этот путь поверю, никто раньше меня не станет на их сторону. От своего нового поприща я жду еще одного. Мне уже удалось разрешить немало тяжелых и запутанных дел. На моей нынешней службе большего сделать уже нельзя, тесновато нынешнее мое поприще. Я живой человек, мне доступно большее, чем я делаю, и я хочу знать, где предел моим возможностям. Мне нужен простор.

— Ты правильно решил, Мушни, — сказал Дата. — Но я вижу, что-то тебе мешает. Скажи — что?

— Ответ нехитрый. Один брат двадцать лет ходит в абрагах. А другой будет занимать при дворе высокое положение? Нескладно получается! — Мушни произнес это громко и раздраженно.

— Ну, а дальше? — Наш отец Магали вдруг оживился и, навалившись грудью на стол, уставился на старшего сына.

Поднял голову и Дата.