Датский король

Только теперь батюшка смог вернуться к прерванному отпеванию, но то, что он увидел, лишало смысла сам обряд — покойник ожил вопреки всякой логике! «Убиенный», здоровый детина, как ни в чем не бывало сел в гробу, расправил плечи и потянулся, точно спросонья: поднявшись на ноги, он даже не посмотрел по сторонам на родственников, которые, похоже, были совсем не рады его «чудесному воскресению» из мертвых, сами до смерти перепуганные. Затем Иван двинулся прямиком к почитаемому образу Николая Чудотворца в богатейшей, сверкающей драгоценными камнями серебряной ризе. Не раздумывая, безо всяких видимых усилий и ухищрений он открыл дверцу киота, одним ловким движением вынул из него икону и сунул за пазуху, несмотря на ее немалые размеры, после чего на глазах у всех, прямо в саване, преспокойно вышел из храма. Никто и не пытался ему помешать: все произошло, как гром среди ясного неба, в считанные мгновения. Только через несколько минут в храме поднялась всеобщая суматоха. Женщины большей частью попадали в обморок, а те, кто не потерял сознания, подняли визг, мужчины же засуетились, не зная, что предпринять — то ли пуститься вдогонку, то ли поостеречься и положиться на волю Господню: все-таки вор-то — оживший мертвец, а значит, дело нечистое и просто так его не изловить. Отец Николай и вовсе затрепетал, как осиновый лист, упав на колени, принялся скороговоркой перечислять имена всех угодников Божиих, которые помнил, только молитву творил не заздравную, а какую-то заупокойную литию, и вышло так, что он с перепугу отпел всех святых, да еще не по одному разу. Ни один из присутствовавших в такой суете и внимания не обратил на произнесенную отцом Николаем после Иванова ухода странную фразу:

«Я понял наконец все. Я должен соблюдать диету, заниматься французской гимнастикой и больше ходить пешком. Все это кастрально-церетальные штуки, обман зрения».

XI

«Николин день», «Никола зимний» был для Ксении одним из любимых праздников: в роду Светозаровых великого угодника Божия почитали особо. 6 декабря прямо в усадебном доме всегда служился особый молебен с акафистом и водоосвящением. В памяти девочки отпечатались чудесные, незабываемые подробности тех торжественных служб: фимиам по всем комнатам, то, как батюшка щедро кропил «Никольской» водицей всех присутствовавших. По семейному преданию, заветный медный образ Николы Можайского-воителя оборонил далекого пращура Ксении в битве с крымчаками — татарская стрела попала в самый складень. И недаром, еще учась в Хореографическом училище, прикипела Ксения именно к Николаевской единоверческой церкви: благой чин и строгость в обрядах здесь соблюдались «сугубо», не так, как в других петербургских храмах. В канун престольного праздника здесь было заведено непременно читать древний акафист Мирликийскому Чудотворцу на знаменный распев, «по крюкам», как велось еще при Сергии Преподобном и до него. Службу возглавлял сам настоятель. Собирались не только все постоянные прихожане, но и множество любителей старинного пения, даже консерваторские профессора, которые окормлялись в других приходах. В тот год балерина пришла в храм заранее (ей еще нужно было непременно подать записку на завтрашнюю литургию о здравии «болящей Марии» — у старшей подруги внезапно открылась нервная горячка, — успеть помолиться «Скоропослушнице» за отчаявшуюся артистку Капитолину Коринфскую, у которой в злополучный день травмы вдобавок сгорела только что отстроенная дача в Озерках, хотелось поверить Святителю и свое, сокровенное, пока не началась служба), но привычной торжественности, большого стечения народа в церковной ограде она не увидела. На паперти вообще никого не было. Удивленная, Ксения поднялась было по ступенькам к входным дверям, но те оказались плотно закрыты. Стучать она не осмелилась и была только еще больше озадачена. В часовне на углу Кузнечного было жарко натоплено, перед множеством потемневших, старого письма образов теплились лампады. Здесь, слава Богу, нашлась свечница, сплошь закутанная в черное немолодая женщина. Карие глаза строго смотрели из-под монашеского платка. Ксения метнулась к ней, желая узнать, что происходит, но та упредила ее:

— Храм сегодня закрыт, матушка! Завтра, завтра в сам праздник на литургию приходите! И крестный ход будет…

— А как же молебен с акафистом? Сейчас ведь должны служить… Всегда ведь, каждый год… — Ксения не могла поверить, что добрая традиция нарушена, не понимала, по какой причине.

Монашка точно застеснялась, не глядя важной госпоже в глаза, произнесла:

— Нынче Господь не благословил, — и спешно скрылась в каморке за свечным прилавком.