Датский король

Мария обрадовалась: ну, наконец-то Ксения из храма, не оставила одну, не забыла в праздничной суете! С ее поздравлениями бывшей певице передалась животворная благодать Рождества. Вместе пропели тропарь и кондак, выпили по бокалу шипучего вина, за чаем разговелись. Пробовали водить хоровод возле душистой елки — елка большая, вдвоем и не обхватить! Ксения бережно держала подругу за руку, в тесноте спотыкались, но, со смехом вспоминая детские песенки. обходили круг за кругом разряженное деревце. Когда больную сморило, Ксения уложила ее в постель, бережно укутала пуховым одеялом, перекрестила напоследок («Откуда в ней, юной еще, столько мудрости?» — удивлялась Мария, засыпая крепким целительным сном). Потом подгулявший ванька вихрем домчал балерину домой, на Фонарный. Только опустившись в любимое мягкое кресло, Ксения блаженно вытянула уставшие ноги — теперь можно было перевести дух, остановить пестрый хоровод впечатлений прошедшего Сочельника. Заветный сверток уже лежал в спальне на невысоком туалетном столике и отражался в овальной формы зеркале вместе с множеством затейливых флакончиков, пудрениц, маленьких кружевных подушечек для булавок и других прихотливых предметов, какие могут быть только в дамском будуаре. В гостиной поблескивали стеклярусные гирлянды и расписные шары, картонные добры молодцы на легких гривастых лошадках догоняли густо нарумяненных ватных барышень в кокошниках, зеленые ветки украшала карамель в пестрых обертках, золотые шоколадные медальки, цукаты и финики — все сласти по особой просьбе Ксении (как было заведено еще в родовом гнезде Светозаровых), помимо прочего елка была обильно усыпана серебристым дождем из фольги. У подножия красовался резной деревянный вертеп, купленный пару лет назад на рождественской ярмарке: миниатюрные волхвы, длиннобородые старцы в восточных тюрбанах склонились над яслями, а Матерь Божия нежно баюкала крохотного Младенца Христа. Пышную еловую макушку венчала золоченая восьмиконечная звезда. Ее доброе сияние, казалось, проникает и в дальние углы просторной комнаты, точно на вощеный паркет, мебель, стены ложится отблеск драгоценных воспоминаний «Дивного».

Наконец, насладившись этим зрелищем, Ксения отправилась в спальню — больше не могла сдерживать себя. Еще будучи совсем маленькой «Ксюшенькой», как называли ее мать с отцом, или «Ксаночкой» — так звала нянька, она никогда не открывала подарки сразу. Для нее это было наивное, но ненарушимое священнодейство, своего рода торжественный ритуал с подробным переживанием всех особенностей, трогательных деталей момента, существующих лишь для нее одной. В семье это воспринималось как обычная детская причуда, но «причуда» не проходила с годами, не проходила восторженность, без которой Ксения не представляла себе творчества, да и вообще многих жизненных событий, казавшихся другим заурядными. Девушка одними кончиками пальцев потянула кончики атласной ленты. Сверток развязался, но Ксения все медлила его разворачивать. Она зажмурилась и услышала до боли знакомый, родной голос бабушки, напевавшей нехитрый духовный стих, сложенный невесть когда и кем:

Рождество Христово,
Ангел прилетел.
Он летел по небу.
Тихо песни пел.
Вы, люди, ликуйте,
Все днесь торжествуйте,
Днесь Христово Рождество…

Открыв глаза, Ксения осторожно развернула зеленую, в малахитовых разводах, упаковку, открыла бонбоньерку и… всплеснула руками. Из конфетной коробки, дно которой было устлано пушистой ватой, совсем как настоящие, глядели ангелочки в белоснежных, из рисовой бумаги распашонках, с крылышками, усыпанными золотой пудрой, и вьющимися локонами из золотой же канители. Их личики, выписанные тончайшей кистью, лучились такой непосредственной чистотой и целомудрием, что Ксения захлопала в ладоши и в восторге заскакала по комнате, ощутив себя маленькой девочкой — этого-то ощущения она и ждала от каждого Рождества, вот только не каждый год оно приходило. Маленьких «гостей» было двенадцать. Ксения решила, что по числу двунадесятых праздников, хотя, возможно, и просто по числу месяцев в году — главным было то, что они прилетели! «Как он догадался сделать мне именно такой подарок? Лучшего нельзя было и придумать!» Ликующая балерина, мурлыча что-то под нос, тотчас разместила «святых благовест-ников» на елке. Только один, самый маленький и благодушный, самый верный, должно быть, полетел в «опочивальню», охранять покой и сон своей хозяйки-подопечной, как строго-настрого наказал ему художник.