Давай, медвежонок, соберись

— А что насчет тебя? Какую семью хочешь ты? — спрашивает она, следуя за мной от палатки до маленького углубления в земле.

Я приседаю на корточки и вынимаю оттуда более крупные поленья.

— Большую, как и ты.

— Да? — она улыбается мне.

— Ага, — я улыбаюсь в ответ. — Я обожаю все, что касается детишек, особенно их создание.

Она покрывается румянцем, и я подавляю свое желание взять ее прямо тут и сейчас, на твердой земле. Я здесь, чтобы помочь ей, а не трахнуть. Я показываю ей, какие дрова нам нужны, и она их ищет, тогда как сам я выкидываю на землю спальные мешки. Я не нахожу каких-либо воздушных матрацев или подкладок. Ночка обещает быть жесткой, если мне придется спать в человеческой форме. Мое медвежье тело больше подходит для того, чтобы спать в лесу, но моя человеческая плоть с удовольствием наслаждается всяким мягким и нежным поверхностям, такими как пуховые перины и чистые простыни.

От мыслей о моей широкой постели в моем доме в моем воображении возникают другие образы. Такие, как Каролайн, раскинувшаяся на белых простынях, ее русые волосы в полном беспорядке, растрепанные моими руками, а ее кожа покрыта потом. У меня нет никаких сомнений, что на вкус она одновременно и соленая, и сладенькая — мое любимое сочетание.

К тому времени, когда она возвращается с несколькими хорошими березовыми поленьями, огонь уже бушует вовсю. Я поправляю свой член настолько скрытно, насколько это возможно, дабы не отпугнуть ее. Последнее, что ей нужно сейчас, — какой-то странный медведь, похотливо подкарауливающий ее на каждом шагу. Я здесь, чтобы проследить, чтобы она превосходно проводила время и не покалечилась в лесу. «Многим девушкам нравится флиртовать, не выказывая интереса к тому, к чему это может привести», — напоминаю я себе. Но в этом ведь нет ничего плохого. Симпатичная девушка, немного взаимного восхищения, теплый очаг и медовое пиво? Идеальная ночка в понятии любого медведя.

— Я захватил с собой несколько колбасок для жарки и пиво, если хочешь, — говорю я ей, когда она садится на поваленное дерево рядом со мной.

— Конечно, хочу. Это, кажется, получше той еды, которую я запланировала, — она роется в рюкзаке и вытаскивает пару смятых сэндвичей, от которых пахнет арахисовым маслом и джемом. Вкуснятина.

— Я с удовольствием съем их на закуску. Пахнут они вкусно.

— Серьезно? А я-то думала, что я единственная, кому за тридцать и кто любит сэндвичи с арахисовым маслом с джемом. Билл терпеть их не может. Ума не приложу, зачем я их сделала для этой поездки, — она недоуменно смотрит на завернутые в полиэтилен сэндвичи.

«Потому что, на мой взгляд, ты уже планировала расстаться с этим идиотом».

Я достаю две веточки и на конце каждой из них насаживаю по колбаске, после чего устанавливаю их в небольшие держатели, которые я соорудил, чтобы мы не опалили пламенем брови, пытаясь пожарить еду.

— Не-а. Сэндвич с ореховым маслом — клевая хрень. Они еще лучше с медом вместо джема. Хотя твой малиновый джем пахнет превосходно.

— Откуда ты знаешь, что он малиновый? — она передает один мне.

— Отличное обоняние, — я постукиваю по стороне своего носа.

— Реально хорошее, — она поднимает сверток с сэндвичем к своему носу и тщательно принюхивается.

А еще и отличный слух. В лесу, в миле отсюда, я слышу шум. Какой-то чертов медведь подбирается слишком близко к моему палаточному лагерю. От возмущения у меня волосы на затылке встают дыбом. Надеюсь, он унюхает мои следы и повернет в другом направлении, и даже без единого предупреждения от меня.

Я переключаю свое внимание обратно к Каролайн.

— Чем зарабатываешь на жизнь, живя в том городе?

— Я — медицинский транскрипционист. Я не работаю на какое-то крупное агентство или что-то в этом роде. Я работаю на себя, и большая часть заказов поступают в онлайновом режиме. Интернет сегодня так все упрощает и круто облегчает жизнь. У меня клиенты по всей стране. Это так лихо придумано.

— Звучит так, будто ты могла бы работать везде, где тебе захочется.

— Так и есть. Когда-нибудь мне хотелось бы жить в домике в лесу в таком месте, как это. Здесь так красиво, — она простирает руки, и мне не остается ничего, кроме как следить за ее движениями. Она столь же прекрасна, как птица, скользящая над чистой синевой вод, и у меня перехватывает дыхание.

Я начинаю наклоняться к ней, чтобы сказать ей, какая она восхитительная и что спать этой ночью в той же палатке, не имея возможности прикоснуться к ней, меня убьет. Я сделаю это, но это будет мучительной пыткой. Но у меня все слова застревают в горле, когда медведь, громоздко волочившийся по лесу, решает присоединиться к нам.