Я пытаюсь закончить дискуссию, прошипев в ответ, дабы не раздразнить его еще больше, что я подумаю о его словах. Непривычная к ссорам, к тому, чтобы в моем родительском поведении сомневались и указывали мне, как воспитывать ребенка, я не нахожу ничего лучше, чем сказать, что он прав, что Ивану нужны более четкие границы и что я постараюсь. Я изо всех сил пытаюсь показать, что готова идти навстречу, однако опасаюсь, что мой гнев все же просвечивает. Параллельно во мне пульсирует стыд. Я чувствую себя застигнутой на месте преступления.
Ибо все так и есть. Для меня Иван пока во многих отношениях младенец. Младенец, который, сам о том не подозревая, прошел через потерю, которую я всячески стараюсь ему компенсировать. Мой ребенок не сам выбрал в возрасте восьми месяцев потерять одного из родителей, и черт подери того, кто скажет мне, что я должна перестать ему это восполнять, давая ощущение защищенности и поддерживая его в хорошем настроении. Своими потребностями я займусь позже, с этим я уже смирилась. И не надо требовать от меня, чтобы я изменилась еще больше, чем я изменилась уже. То, что я вообще общаюсь с мужчиной на этом этапе моей жизни, – уже огромный революционный шаг. А он имеет наглость давать мне советы, как мне воспитывать своего сына, утверждает, что есть лучшие способы, чем мой. Если я только начну ставить границы. Стану с Иваном построже. Научусь терпеть, когда он протестует и плачет. Дам ему научиться играть самостоятельно. Не всегда стоять по струнке, доступная и готовая отвлечь, утешить, обнять, развлечь. Если я научу его спать по ночам в собственной кровати. Перестану кидаться на каждый писк. Перестану баловать и сюсюкать, утешать, раскрывать ему свои объятия в любое время суток. К черту того, кто будет в это вмешиваться. К черту того, кто не хочет оставить все, как есть, когда все так хорошо. К черту того, что заставляет меня просить прощения за то, чем я больше всего горжусь в жизни.
Когда ссора затихает и мы приходим к компромиссу – я обещаю подумать о том, что он сказал, а он обещает дать задний ход и приберечь свои рекомендации до того момента, когда я обращусь к нему за советом, – он сажает меня к себе на колени. Целует меня в щеки, в лоб и в нос, кладет руку мне на грудь, где мое сердце по-прежнему стучит быстро и гулко. «Я так люблю тебя, – шепчет он. – Вы моя семья. Я хочу жить с тобой до конца своих дней. Ты это понимаешь?» Я даю ему меня целовать, испытывая облегчение от того, что ссора осталась позади. Надеюсь, что следующая будет не скоро.
Я лежу в темноте, пытаясь убедить Ивана перестать петь. Время уже позднее, мы пробыли в спальне уже больше часа, и он давно должен был бы устать. Скоро пора укладывать следующего ребенка, и я в стрессе. Я пытаюсь утихомирить Ивана и прошу его лежать тихонько, когда он в третий раз начинает петь свою песню. Тогда я начинаю грозить ему, что если он сейчас не попытается заснуть, то я вообще уйду из комнаты. Иван огорчается и начинает плакать. Говорит, что я на него кричу, и называет меня «злая мама». Я шепотом прошу у него прощения. «Прости, что я так сердито с тобой разговаривала, и прости, что я тебе пригрозила. Я не уйду от тебя. Я бы так никогда не сделала». Я глажу его по волосам и шепчу, что мы должны спать. Уже поздно. Завтра нам рано вставать и идти в садик. Упоминание о садике ничуть не успокаивает Ивана, который плачет все громче и заявляет, что не хочет в садик. Только не завтра, совсем не хочет, никогда больше в садик не пойдет. Сдавшись, я меняю тактику. Тихонько начинаю рассказывать сказку, продолжая гладить его по волосам, и это срабатывает: он затихает и слушает. В кармане вибрирует мой телефон, и мне не нужно даже доставать его, чтобы понять, что там. Он посылает мне эсэмэски и спрашивает, как дела. Он слышит через дверь, как у нас дела, но начинает терять терпение. Скоро ему пора укладывать свою дочь. Теперь уже и для нее время позднее. Ей тоже завтра рано вставать, чтобы идти в садик. Завтра рабочий день, а мы еще не до конца отработали алгоритм вечернего укладывания. Уложить обоих одновременно оказалось невыполнимой задачей. У нее потребность в сне меньше, но он более тревожный. Укладывать их по очереди – лучший способ сделать так, чтобы они вообще заснули. С ранними пробуждениями, общей спальней и двумя детьми, которые предпочитают бодрствовать допоздна, вечерний ритуал затягивается до невозможности. Я жду. Глажу по головке. И чувствую, как в кармане у меня вибрирует от эсэмэсок из соседней комнаты.