Давай не будем, мама!

На полках рядом с большим плазменным телевизором сиротливо лежал толстый слой пыли. Занавески, очевидно, не стирались с прошлого лета, а на окна было страшно смотреть. Да, здесь бытом себя явно не утруждают…

– Я же сказала, пусть она извинится! – донесся до меня вопль Аленки.

Я решительно толкнула дверь в спальню.

– Извиниться нужно за что? – уточнила я, глядя на красную от гнева Алену. – За то, что я пытаюсь уберечь тебя от дурного влияния твоих так называемых друзей? За то, что не прошу больше ничего, кроме отличной учебы?

– Ты меня спросила, хочу ли я вообще на этот идиотский инфак?! – заорала Алена, отскакивая к отцу, словно ища его поддержки. – Сама когда-то не поступила, теперь хочешь через меня свои цели реализовать?!

– Ого. Раньше ты так не разговаривала, – заметила я. – Это тебя Жанна науськала?

– Нет, не она! – Алена яростно сверкнула глазами. – Никто меня не науськивал, я уже сама все понимаю, не маленькая! А извиниться ты должна за то, что читала мой дневник, понятно? Это личное, ты не имела права совать туда свой нос!

– Погоди, у тебя есть дневник? – удивился Сережка, поворачиваясь ко мне. – А ты его прочла?

Аленка картинно зарыдала и отошла к окну.

Я молчала. Мне и правда было неловко за этот поступок, но признать сейчас свою вину – значит, расписаться в собственных ошибках.

– Послушай, Алена, – устало сказала я, – любая мать на моем месте поступила бы точно так же. Подумай сама, что творилось у меня на душе – ты мне ничего о себе не рассказывала, не говорила, куда ты едешь и с кем. Обманывала меня. Что я должна была думать? Да, раньше ты не давала мне поводов не доверять тебе, но после твоего вранья…

– Просто извинись, – прошипела Алена, не поворачивая головы. – Извинись, и забудем все то, что было.

Кровь прилила к моей голове. Что позволяет себе эта девчонка?!

– Ах, извини, извини, пожалуйста! – закричала я отчаянно, понимая, что Жанна слышит нашу ссору. – Извини, что я хотела как лучше, извини за запреты, извини за дневник. Хочешь, на колени встану?! Вот, смотри!

В истерике я опустилась на колени. Ярость клокотала у меня в груди, и я упорно не желала замечать побелевшего лица Аленки и ее дрожащих губ.

– Нет, мама, не надо, встань, пожалуйста! – она зарыдала, бросаясь ко мне и пытаясь обнять. Я не пустила ее.

– Надеюсь, ты довольна! – сказала я, тяжело поднимаясь. – Но не забывай, доченька, у тебя тоже когда-нибудь будут дети. И я искренне желаю тебе оказаться на моем месте – и вот так же, на коленях, умолять дочь простить тебя!

Это прозвучало как материнское проклятие. Не обращая внимания на обалдевшего Серегу и истерично рыдающую Алену, я вышла из спальни.

– Чай уже готов, – подала из кухни голос Жанна.

Я прошла туда и по ее бегающим глазам поняла – она слышала все, до единого слова. Ну и пусть. Это моя дочь, и я разговариваю с ней так, как считаю нужным!

– Зря ты так, Любаш, – она поставила передо мной дымящуюся чашку чая и придвинула пачку открытого печенья, – девочка взрослеет, выходит из-под контроля – так ведь это совершенно нормально. К чему такая демонстративность, такое обесценивание ее чувств? Она ведь…

– Ты что, врач? – зло спросила я. – А зачем же ты меня лечишь тогда? Я что, пришла к тебе просить совета, как мне воспитывать дочь?!

– Нет, но мне показалось, что Алена очень расстроена вашей размолвкой и…

– И ты, как добрая мамочка, поспешила раскрыть ей свои объятия! – воскликнула я, злорадно оглядывая нехитрое угощение и стильную, но очень грязную кухню. – Вот только я в твоих советах не нуждаюсь! А ты, вместо того чтобы корчить из себя подружку для шестнадцатилетней девчонки, лучше бы своей квартирой занялась!

Жанна молчала, опустив голову. Я принялась ходить по ее кухне и без зазрения совести заглядывать во все углы.

– Посмотри, какую грязь развела! – тыкала я пальцем в желтые пятна на нежно-голубой плитке. – К чему такая нехозяйственность – плитку мыть надо хотя бы раз в год, ты в курсе? А газовая плита, что это за кошмар? – я закатила глаза. – А чайник – да он у тебя весь желтый от жира, ну что это такое?

– Тяжелый случай, – вздохнула Жанна, принимаясь за свой чай.

– Очень тяжелый, – подтвердила я, оглядывая стол. – Знаешь, я бы лучше умерла, чем выставила бы в качестве угощения пачку печенья и простой чай. Я смотрю, у кое-кого руки растут не из того места? Теперь понятно, почему тебя Сережка бросил – кому ж понравится с косорукой жить?!

Жанна резко бросила чайную ложку на стол, поднялась и пошла в комнату. Так, а мне, похоже, пора уходить.

– Сережа, расскажи своей жене, почему мы развелись! – звонко заявила Жанна, входя в комнату, где Аленка все еще всхлипывала на плече у отца. – Расскажи все без утайки! Все, как было, Сережа! Пусть она убедится, как далеки от истины ее глупые выводы!

И она, к моему удивлению, тоже закрыла лицо руками.

– Да дело давнее, к чему теперь прошлое ворошить? – попытался отвертеться Сережка, но Жанна была настроена весьма решительно.