– Нужны списки тех, кто был на борту, – ставят мне первую задачу. Я иду к стойке регистрации, вежливо прошу дать мне информацию и показываю удостоверение. Сотрудница со словами «если что, я вам никаких сведений не давала» протягивает мне только что распечатанные списки пассажиров. Список получен, и мы начинаем по нему работать.
Наша группа разделилась по участкам работы: оперативный штаб, «горячая линия», зал ожидания в аэропорту. Я в зале ожидания, моя задача – работа с родственниками погибших, часть из которых уже находится здесь, но многие будут еще прибывать.
Родственники погибших либо уже приехали, либо едут в аэропорт. В этот день все они собирались встречать отдохнувших и загоревших родных и близких. Но их близких больше нет в живых.
Мы не можем вернуть погибших, но мы находимся рядом с их родственниками. Сейчас важно не только работать с острыми реакциями, но и оказывать сопровождение – правильно информировать людей обо всех процедурах, которые необходимо пройти сейчас и в последующем. Мы должны каждому родственнику дать всю необходимую достоверную информацию.
Родственники погибших прибывают в зал – все уже в курсе случившейся трагедии. Мы подходим к каждому, записываем его данные, спрашиваем, кто из его родственников или близких был на борту самолета, потом уточняем актуальную информацию и сообщаем человеку:
– Человек с такими инициалами был на борту… сейчас вам нужно с документами обратиться… это находится по адресу… я запишу вам на листке бумаги… здесь номера «горячей линии»…
Эксперты уже сообщили, что визуального опознания погибших не будет: у их родственников будут проводить забор биоматериала – материала ДНК, по которому и будут опознавать.
Мои знакомые знают, где я работаю, и догадываются, где я сейчас нахожусь. От некоторых из них приходят сообщения на телефон примерно такого содержания: «что там у вас, все жестко?», «можешь прислать фото, что происходит там?», «в интернете пишут, что воронки нет и не было никакого падения самолета». Некоторым если и отвечаю, то коротко: «работаем», «я норм» – никаких фото, конечно же, я не отправляю. А подобные вопросы в сообщениях только вызывают у меня негативные эмоции – на них я не отвечаю.
Хотя один «фотограф» все-таки нашелся – кто-то из сотрудников одного из ведомств, работающих на месте, выложил на своей странице в социальных сетях фотографию того, что осталось от человека после крушения самолета, – смесь останков и металла. Одно дело – сфотографировал, возможно, для работы, мы тоже делаем рабочие фотографии с места происшествия, но выложить фото в своем аккаунте – это действие никак не поддается объяснению.
В зале ожидания с родственниками погибших работают не только психологи МЧС, но и специалисты других ведомств. Но готовность и включенность психологов разная: кто-то работает с нами в одной связке – и это очень помогает нам, а кто-то тихо сидит в стороне. Это зависит уже не от принадлежности к тому или иному ведомству, а от профессиональных и личностных качеств специалиста.
Работаем с родственниками. С каждым стараешься говорить спокойно, тихо – это помогает подстроиться человеку под твою манеру разговора, особенно тем, кто сейчас находится в агрессивном или истероидном состоянии. Обращаешься по имени, чтобы человек ощутил присутствие рядом другого человека. Предлагаешь питье, а если начинается истерика – аккуратно отводишь в сторону, подальше от людей. Там, в стороне от ненужных зрителей, истероидная реакция переходит в плач – выход эмоций.
Самые опасные из стрессовых реакций – это истерика и агрессия: часто человек не может справиться с ними самостоятельно и заражает окружающих. Если такие реакции не купировать сразу и допустить так называемое заражение окружающих – это приведет к массовой агрессии. Видели когда-нибудь, как ведет себя агрессивная толпа? Она сметает все на своем пути. В толпе каждый становится смелее, ведь сразу же исключается личная ответственность – один из сдерживающих факторов.
На «горячую линию» поступает достаточно много звонков от местных жителей – они предлагают свою помощь. Эти люди готовы помочь материально, готовы развозить родственников погибших и даже предлагают временно поселить их у себя – ведь впереди еще следственные и прочие процедуры, которые требуют определенного времени.
К входу в терминал аэропорта люди несут цветы и детские игрушки – ведь среди погибших есть дети. С раннего утра и до поздней ночи наблюдается это траурное шествие.
Мне сообщают, что возле входа в терминал находится мужчина с истерикой. Выхожу из зала ожидания и направляюсь на улицу. Уже издалека вижу, что возле места возложения цветов стоит и кричит мужчина, вокруг него собрались люди.